Суконщик не испугался.
— Мерфин и Керис перехитрили тебя, правда, Годвин? Их сукновальня в Вигли совершенно законна. Ты потерпел поражение из-за собственной жадности и упрямства. И теперь мстишь.
Эдмунд прав. Никто не может сравниться с Мерфином в строительном деле. Годвин, конечно, это знает, но ему важнее другое.
— И кого же ты возьмешь вместо меня? Полагаю, Элфрика.
— Это нужно решить.
— Еще одна ложь, — поморщился Эдмунд.
— За подобные речи тебя могут вызвать в церковный суд! — уже громче сказал Филемон.
А если это всего лишь ход в игре, а если Годвин просто пытается изменить условия договора? — подумал Мерфин и спросил Суконщика:
— Приходская гильдия согласна с аббатом в этом вопросе?
— Они могут не соглашаться, но это не их дело, — ответил настоятель.
Мостник пропустил эти слова мимо ушей и продолжал вопросительно смотреть на Эдмунда. Тот покраснел.
— Годвин, к сожалению, прав. Члены гильдии давали заем на постройку моста, но аббат остается лордом города. Так было условлено с самого начала.
Мерфин повернулся к монаху:
— Вы имеете еще что-нибудь сказать мне, лорд аббат?
Он все еще надеялся, что Годвин предъявит ему что-нибудь дельное, но тот твердо произнес:
— Нет.
— Тогда спокойной ночи.
Зодчий секунду помедлил. Повисло тяжелое молчание, и Мерфину стало ясно, что все кончено. Молодой человек вышел из зала и глубоко вдохнул морозный ночной воздух. Как-то не верилось. Он больше не строит мост. Фитцджеральд двинулся по темным улицам. Ночь была ясной, и дорогу освещали звезды. Он прошел мимо дома Элизабет, но ему не хотелось говорить с ней. Приостановился возле дома Керис, но тоже прошел мимо и направился вниз к реке. Его маленькая весельная лодка стояла на приколе напротив острова Прокаженных. Строитель сел в нее и переплыл реку.
У своего дома мастер замер, глядя на звезды и глотая слезы. Нет, не он перехитрил Годвина, скорее наоборот. Мерфин не рассчитал, как далеко готов зайти аббат, сводя счеты с теми, кто встает у него на пути. Сам он считал себя умным, но монах оказался умнее — по крайней мере бессердечнее. Настоятель способен погубить и город, и аббатство, только чтобы потешить задетое самолюбие. И в результате победил. Мерфин вошел в дом и лег в постель, одинокий, сломленный.
Ночь перед судом Ральф пролежал без сна. Лорд не раз видел повешения. Каждый год на телеге шерифа из замковой тюрьмы Ширинга вниз на рыночную площадь провозили человек тридцать мужчин и нескольких женщин, которых ждала виселица. Обычное дело, но эти люди сохранились в памяти Фитцджеральда-младшего и сегодня вернулись его помучить.
Некоторые, если шея ломалась при рывке, испускали дух быстро, но большинство умирали долго. Брыкались, пытались вырваться, широко открывали рот, беззвучно кричали, мочились и обделывались. Он вспомнил одну старуху, осужденную за колдовство: когда у нее из-под ног выбили чурбан, приговоренная откусила себе язык и выплюнула. Тот пролетел по воздуху, шлепнулся на пыльную землю, и толпа, собравшаяся вокруг виселицы, отпрянула в страхе перед окровавленным кусочком плоти.
Крайне невероятно, что Ральфа повесят, но подсудимый не мог избавиться от этих мыслей. Говорили, будто Роланд не может допустить, чтобы по обвинению виллана казнили одного из его лордов, однако до сих пор граф и мизинцем не пошевелил.
После предварительного слушания жюри присяжных передало обвинение против лорда Вигли мировому судье Ширинга. Как и все подобные жюри, оно состояло в основном из рыцарей графства, но вассалы графа Роланда, несмотря ни на что, вынесли решение на основании показаний крестьян Вигли. Мужчины — а присяжными, разумеется, были только мужчины — не дрогнули осудить одного из своих. Их вопросы на слушании свидетельствовали об отвращении к поступку Ральфа, и некоторые теперь даже не подавали ему руки.
Фитцджеральд хотел помешать Аннет выступить на суде, посадив ее в Вигли под замок, однако, придя к ней домой, обнаружил, что крестьянка уже уехала. Должно быть, предугадала ход мыслей лорда.
Сегодня дело будет слушать другое жюри, но, к крайней досаде Ральфа, по меньшей мере четверо присяжных входили в состав прежнего. Поскольку показания обеих сторон не очень разнились, насильник не видел причин, по которым эти присяжные должны вынести иной вердикт. Если только на них не надавят, для чего как будто уже поздно.
Он встал с рассветом, спустился на первый этаж постоялого двора «Суд», что располагался на рыночной площади, нашел трясущегося от холода мальчишку, который на заднем дворе разбивал лед в колодце, и велел ему принести хлеба и эля. Затем прошел в общую спальню и разбудил Мерфина. Братья сели в холодном зале с затхлым запахом эля и вина, и Ральф буркнул:
— Боюсь, меня повесят.
— Я тоже.
— Не знаю, что делать.
Мальчишка принес две кружки и полхлеба. Подсудимый дрожащей рукой поднял кружку и сделал большой глоток. Мерфин механически жевал хлеб, хмурясь и глядя исподлобья, что бывало, когда он напряженно думал.
— Единственное, что мне приходит в голову, это попытаться уговорить Аннет отозвать обвинение и договориться. Тебе придется предложить ей компенсацию.
Фитцджеральд-младший покачал головой:
— Не сможет. Незаконно. Если она это сделает, сама понесет наказание.
— Знаю. Но вилланка могла бы смягчить показания, дать повод для сомнений. Мне кажется, обычно так и делают.
Ральф приободрился.
— А вдруг не согласится?
Мальчишка принес несколько поленьев для камина. Мостник задумчиво спросил:
— Сколько денег ты можешь предложить Аннет?
— У меня двадцать флоринов.
Три фунта в английских серебряных пенни. Зодчий взъерошил нечесаные рыжие волосы.
— Немного.
— Для крестьянки целое состояние. Хотя ее семья богата.
— Неужели Вигли не приносит денег?
— Я недавно покупал доспехи, оружие. Лорд обязан быть готов к войне.
— Могу одолжить.
— А сколько у тебя?
— Тринадцать фунтов.
Ральф настолько оторопел, что на какое-то время даже забыл про свою беду.
— Откуда столько?
Мерфин слегка обиделся.
— Я много работаю, и мне хорошо платят.
— Но тебя вышвырнули, ты уже не строишь мост.
— Есть еще куча работы. Кроме того, сдаю землю на острове Прокаженных.
Фитцджеральд-младший возмутился:
— Так вот оно как, плотник богаче лорда.