Вопреки полученному приказу войско продолжало двигаться вперед.
— Я рад, что вы со мной, — заметил Мартен. — Опять понадобится ваша помощь. К закату, вне зависимости от того, победим или потерпим поражение, будет множество раненых.
Керис поняла, что не может уйти. Но уже не очень и хотелось. Ею овладело какое-то странное рвение. Если все эти люди настолько безумны, что готовы калечить друг друга мечами и стрелами, то она по крайней мере поможет раненым. Скоро к ним из авангарда пробрался верхом командир арбалетчиков Оттоне Дория, что было непросто, так как создалась давка.
— Остановите людей! — крикнул он Карлу Алансонскому.
Тот оскорбился:
— Как вы смеете мне приказывать!
— Это приказ короля! Нужно остановиться, но передние не могут этого сделать, потому что вы напираете сзади.
— Тогда пусть идут вперед.
— Мы уже видим врага. Если мы пройдем вперед еще немного, придется драться.
— Да будет так.
— Но люди маршировали целый день. Они голодны, устали, хотят пить. А у моих солдат нет щитов.
— Трусят биться без щитов?
— Вы называете моих солдат трусами?
— Если они не хотят биться — да.
Оттоне помолчал. Затем снова заговорил, но так тихо, что Керис едва разобрала его слова:
— Вы дурак, Алансон, и с наступлением темноты окажетесь в аду.
Дория развернулся и ускакал. Монахиня почувствовала на лице капли и подняла голову. Начинался дождь.
Ливень прошел сильный, но короткий, и, когда небо прояснилось, Ральф с содроганием увидел в долине врага. Англичане разместились на хребте холма, пересекавшего местность с юго-запада на северо-восток. Позади на северо-западе расстилался лес. Спереди и по обеим сторонам холм полого уходил вниз. Правый фланг смотрел на деревню Креси-ан-Понтьё, что в долине реки Ме. Французы надвигались с юга.
Фитцджеральд находился в отряде графа Роланда на правом фланге, которым командовал молодой принц Уэльский. Англичане использовали боевое построение, доказавшее свою эффективность в битвах с шотландцами. Стрелки построились группами, в шахматном порядке. Рыцари встали на флангах и вперемежку со стрелками. Против этого новшества протестовали многие рыцари: они любили коней и неуютно чувствовали себя на земле. Но король остался неумолим — ни одного человека верхом. Также вырыли ловушки для французских коней — квадратные ямы в фут глубиной и шириной.
Справа на краю склона Ральф заметил еще одно новшество: три пороховые пушки — бомбарды, стрелявшие круглыми камнями. Их протащили по всей Нормандии, но до сих пор не применяли, и никто точно не знал, стреляют ли они. Однако сегодня король Эдуард ввел в строй все, что было под рукой, так как противник превосходил числом от четырех до семи раз.
На левом фланге выстроилось подразделение графа Нортгепмптона. Позади боевых построений король оставил отряд резерва. Еще дальше находились две позиции, оборудованные для отступления. Обозные телеги расположили кругом — там укрылись повара, инженеры, конюхи. Важное значение имел и лес, где в случае поражения могли скрыться остатки английского войска, а французской тяжелой кавалерии было бы трудно их преследовать.
Англичане стояли в боевом построении с раннего утра, позавтракав одним бобовым супом с луком. Ральф в доспехах обливался потом, так что дождь пришелся весьма кстати. Кроме того, потоки воды предательски размыли склон, по которому придется карабкаться французам.
Фитцджеральд знал, как поступит противник. Генуэзцы начнут стрелять из-за щитов, пытаясь ослабить передние ряды англичан. Затем, когда они поредеют, арбалетчики расступятся и атакует французская тяжелая кавалерия.
Страшнее такой атаки нет ничего. Этот самый выигрышный тактический прием французов носил название furor fransiscus. Кодекс чести не позволял рыцарям думать о собственной безопасности. Огромные кони с всадниками в полном вооружении — просто железные горы — прокатывались по воинам словно лавина.
Конечно, прием не всегда имел желаемый эффект. Атаку можно и отбить, особенно когда преимущество в диспозиции за противником, как сейчас. Однако французы не сразу впадают в уныние и попытаются атаковать снова. А Ральф не видел возможности удержать закованную в латы лавину.
Ему стало страшно, но все же он не жалел, что оказался в армии. Семь лет жил деятельной жизнью, которой всегда хотел, где короли в силе, а слабые в счет не принимаются. Ему двадцать девять лет, а отважные воины редко доживают до старости. Он совершал гнусные грехи, но их уже отпустили; последние — сегодня утром Ричард Ширингский. Епископ теперь стоял возле отца с жуткого вида булавой Священники не имели права проливать кровь и, по-своему следуя правилу, не применяли на поле боя колющее оружие.
Арбалетчики в белых куртках подошли к подножию холма. Английские лучники, которые сидели, воткнув стрелы в землю, теперь встали и взяли луки на изготовку. Ральф не сомневался, что большинство из них чувствуют одно и то же — облегчение, оттого что кончилось долгое ожидание, и страх при мысли о численном преимуществе противника. Фитцджеральд решил, что времени еще много: генуэзцы не прикрылись щитами — существенный элемент их тактики. Сражение, конечно же, начнется не раньше, чем им выдадут павезы.
В долину за арбалетчиками с юга прибывали тысячи рыцарей и выстраивались по флангам. Выглянувшее солнце осветило яркие флаги и конские попоны. Ральф узнал герб графа Алансонского, брата французского короля. Тысячи арбалетчиков остановились у холма и словно по сигналу страшно закричали, а некоторые даже запрыгали; зазвучали трубы. Боевой клич был призван запугать врага и, может, на кого-то и произвел бы впечатление, но английское войско после шестинедельной кампании состояло из опытных бойцов, и, чтобы запугать их, простого крика маловато. А затем, к изумлению Ральфа, генуэзцы подняли арбалеты и принялись стрелять. Что они делают? Без щитов?!
Раздался жуткий шум. Пять тысяч железных болтов взмыли в воздух, но толку вышло чуть. Может, арбалетчики не приняли во внимание тот факт, что стреляют вверх, а может, предвечернее солнце позади англичан слепило им глаза, болты просто не долетели до цели.
По центру боевого построения англичан раздался грохот и вспыхнуло пламя. Фитцджеральд в изумлении увидел дым, он поднимался оттуда, где стояли бомбарды. Звук вышел оглушительный, но залпы причинили немного вреда. Однако от испуга многие арбалетчики застыли. В этот момент принц Уэльский отдал приказ стрелять.
Взметнулось две тысячи луков. Воины, понимая, что стоят слишком далеко для прямого выстрела, прицелились в небо, интуитивно рассчитав траекторию. Все луки согнулись одновременно, как пшеничные колосья в поле под резким порывом летнего ветра. Стрелы вылетели со звуком, напоминающим гул церковного колокола, быстрее самой быстрой птицы поднялись в воздух и ливнем обрушились на плотные ряды арбалетчиков.