В деревянном, как и у Эдмунда, доме на первом этаже располагался большой зал, наверху — две комнаты. Кухни здесь не было, так как для аббата готовили в монастыре. Многие настоятели жили во дворцах — и епископ Кингсбриджа имел прекрасный дворец в Ширинге, — но Антоний ратовал за скромность: лишь удобные стулья, ковры на стенах с изображением библейских сцен и большой камин, создававший уют в зимние холода.
Керис и Эдмунд пришли после завтрака, когда молодые монахи работали, а старшие читали. Карл Слепой находился в зале и был погружен в беседу с казначеем Симеоном.
— Мы должны поговорить о новом мосте, — с места в карьер начал олдермен.
— Хорошо, Эдмунд, — ответил Карл, узнав его по голосу.
Приветствие не отличалось особой сердечностью, и Керис решила, что они пришли не вовремя. Суконщик не менее тонко улавливал нюансы, но всегда шел напролом. Он сел на стул и спросил:
— Как вы думаете, когда состоятся выборы нового аббата?
— Вы тоже можете сесть, Керис, — предложил Карл. Интересно, как он догадался, что и она пришла? — подумала девушка. — Точно неизвестно. Граф Роланд имеет право назначить кандидата, но он еще не пришел в себя.
— Мы не можем ждать. — Суконщице показалось, что отец излишне резок, но такова его манера, и она промолчала. — Строительные работы нужно начинать прямо сейчас. Дерево не годится. Строить необходимо из камня. Это займет три года, а если затянем, то четыре.
— Каменный мост?
— И только каменный. Я говорил с Элфриком и Мерфином. Деревянный мост рухнет точно так же.
— Но расходы!
— Около двухсот пятидесяти фунтов, в зависимости от моста. По подсчетам Элфрика.
Брат Симеон поджал губы:
— Деревянный мост тянет на пятьдесят фунтов, и аббат Антоний на прошлой неделе отверг этот план из-за непомерных расходов.
— И вот вам результат! Сотни жертв, куда больше раненых, погибший скот, повозки, аббат скончался, а граф при смерти.
Карл жестко отчеканил:
— Надеюсь, вы не собираетесь возлагать вину за все это на усопшего аббата Антония.
— Мы не можем утверждать, что его решение пошло на пользу.
— Господь покарал нас за грехи.
Керис приуныла. Эдмунд вздохнул:
— Нам, простым людям, трудно знать замысел Божий. Но одно необходимо понять — без моста город погибнет. Мы уже проигрываем Ширингу. Если Кингсбридж как можно скорее не построит новый каменный мост, то скоро станет маленькой деревней.
— Возможно, это и есть Божий замысел.
Суконщик начал раздражаться:
— А возможно, Господа не устраиваете вы, монахи. Поверьте мне, если шерстяная ярмарка и рынок захиреют, здесь не будет ни аббатства с двадцатью пятью братьями, сорока сестрами и пятьюдесятью служками, ни госпиталя, ни хора, ни школы. Может, не будет даже собора. Епископ Кингсбриджа всегда жил в Ширинге. Что, если богатые купцы предложат ему построить великолепный собор на доходы от их процветающей торговли там? Ни рынка, ни города, ни собора, ни аббатства — вы этого хотите?
Карл встревожился. Ему явно не приходило в голову, что крушение моста в долгосрочной перспективе может повлиять на положение аббатства. Но Симеон повторил:
— Если монастырь не имеет средств построить деревянный мост, то чего уж говорить о каменном.
— Но вам придется его построить!
— А каменщики будут работать бесплатно?
— Разумеется, нет. Им нужно кормить семьи. Но мы уже объясняли, что горожане могут собрать деньги и одолжить их аббатству под мостовщину.
— Отобрать нашу мостовщину! — возмущенно воскликнул Симеон. — Вы опять за свое?
— Сейчас вы вообще ничего не получаете, — вставила Керис.
— Почему же, нам отходит плата за паром.
— Так вы нашли все же деньги заплатить Элфрику.
— Это намного дешевле, чем мост, и то наша казна пострадала.
— Паром работает слишком медленно, его недостаточно.
— Не исключено, что в будущем аббатство сможет построить новый мост. Если Господу будет угодно, он пошлет средства. И тогда мы получим причитающийся нам доход.
— Господь уже послал эти средства. Он внушил моей дочери, как собрать деньги. Такого еще никто не делал.
Карл сухо ответил:
— Пожалуйста, предоставьте нам решать, что замыслил Господь.
— Прекрасно. — Эдмунд встал, за ним Керис. — Мне очень жаль, что вы заняли такую позицию. Это катастрофа для Кингсбриджа и для всех, кто в нем живет, включая монахов.
— Я должен слушаться Господа, не вас.
Отец и дочь направились было к выходу.
— Еще одно, если позволите, — остановил их Карл.
Суконщик развернулся в дверях:
— Разумеется.
— Мирянам не дозволяется свободно заходить на территорию аббатства. В следующий раз, когда вам будет угодно повидать меня, пожалуйста, ступайте в госпиталь и пошлите послушника или служку аббатства найти меня, как полагается.
— Я олдермен приходской гильдии и всегда имел прямой доступ к аббату.
— Никаких сомнений, аббату Антонию, вашему брату, было неудобно настаивать на соблюдении обычных правил. Но эти дни миновали.
Керис посмотрела на отца. Он был в бешенстве и стиснул зубы:
— Ну что ж…
— Да благословит вас Господь.
На грязной лужайке Эдмунд и Керис увидели жалкую горстку лотков. Девушка понимала, как тяжело отцу. Большинство беспокоилось, как прокормить семью. Олдермен беспокоился обо всем городе. На лбу пролегла тревожная складка. В отличие от Карла Эдмунд не станет воздевать руки к небу, а будет ломать голову, как решить проблему. Керис стало так жаль отца, она размышляла, чем помочь, если всесильное аббатство не помогло. Отец никогда не жаловался на груз ответственности, просто брал его на себя. Они вышли из монастыря на главную улицу, и, когда подходили к дому, Керис спросила:
— Что же нам теперь делать?
— Но это же очевидно, — ответил отец. — Нельзя допустить, чтобы Карла избрали аббатом.
Годвин очень хотел стать аббатом Кингсбриджа. Всем сердцем. Ему не терпелось реформировать финансы аббатства, навести строгий порядок в управлении землями и другим имуществом, чтобы монахам больше не нужно было ходить на поклон к матери Сесилии. Он хотел возвести стену между братьями и сестрами, а потом между всеми монашествующими и горожанами, чтобы иноки могли дышать чистым воздухом праведности. Но помимо этих высоких целей, ризничий страстно желал власти и титулов. По ночам он уже представлял себя аббатом.
— Прибери в аркаде, — говорил он какому-нибудь монаху.