– Вы что же, жалеете, что я сделал это?

– О нет, что ты! – Она дотронулась до его руки. – Я рада. Это правда.

Он все еще никак не мог определить, как она к нему относится. Но она плакала у него на груди – а это говорит о многом. И мальчики для этого не годятся, подумал он.

– Когда будет известно о моих генах? – спросил Стив.

Джинни взглянула на часы.

– Сегодня утром Лиза должна была продолжить. Процесс близок к завершению.

– Так анализы готовы?

– Почти.

– А нельзя ли прямо сейчас взглянуть на результаты? Просто не терпится узнать, одинаковая у нас с Деннисом Пинкером ДНК или нет.

– Думаю, можно, – кивнула Джинни. – Мне и самой любопытно.

– Тогда чего же мы ждем?

25

У Беррингтона Джонса была пластиковая карточка, с помощью которой можно было открыть любую дверь в Дурдоме.

Никто об этом не знал. Все остальные профессора считали, что их личные кабинеты и все, что там находилось, недоступны для посторонних глаз. Ключи были у уборщиц, они об этом знали. Ну и, конечно, у охранников. Но им и в голову не приходило, что раздобыть дубликат не так уж и сложно.

Впрочем, Беррингтон никогда прежде не пользовался своим универсальным ключом. Шпионить – занятие недостойное, не в его стиле. Вполне возможно, что Пит Уолтинсон держит в ящике стола снимки голых мальчиков, Тед Рэнсом наверняка прячет где-нибудь пакетик с марихуаной, а Софи Чэппл хранит вибратор, помогающий скрасить унылые одинокие вечера, но он, Беррингтон, не хотел об этом знать. Он приберегал ключ на крайний случай.

И вот этот случай настал.

Университет приказал Джинни прекратить исследования с помощью компьютерной поисковой программы, было официально объявлено, что эти работы свернуты. Но как он может убедиться, что так оно и есть? Никаких электронных посланий на эту тему зафиксировано не было, но это еще ни о чем не говорит. Джинни упряма, она вполне могла ослушаться. Возможно, уже роется в какой-то другой базе данных. И никто не знает, что она может там откопать.

Он вернулся к себе в кабинет и сидел за письменным столом, постукивая пластиковой карточкой по компьютерной «мышке» и готовясь сделать то, что всегда противоречило его моральным принципам.

Чувство собственного достоинства – вот что всегда было для него главным. Он вырабатывал это чувство с детства, со школьной скамьи, когда был еще маленьким мальчиком. Он рос без отца, который мог подсказать, как расправляться с обидчиками, а мать была слишком занята, сводя концы с концами, чтобы думать о том, что происходит в его душе. С тех самых пор он начал вырабатывать в себе чувство превосходства над остальными, которое стало его защитным барьером. В Гарварде он выбирал себе товарищей самым тщательным образом, предпочитая сверстников из старых богатых семей, присматривался к деталям их туалета – от кожаных ремней до льняных носовых платков, от твидовых пиджаков до кашемировых шарфов. Учился правильно разворачивать салфетку и отодвигать стул для дамы; удивлялся их небрежно-снисходительной манере в общении с профессорами, безупречной вежливости и высокомерной холодности по отношению к тем, кто ниже по социальному статусу. И ко времени защиты диплома сам стал ощущать свою принадлежность к высшей касте.

С этим одеянием – чувством собственного достоинства – было не так-то просто расстаться. Кое-кто из преподавателей мог запросто скинуть пиджак и присоединиться к студентам, играющим в футбол. Кто угодно, но только не он, Беррингтон. Студенты никогда не рассказывали ему анекдотов, никогда не приглашали на свои вечеринки и в то же время никогда не позволяли ни одного грубого слова в его адрес, не болтали на его лекциях и не спорили по поводу оценок.

С этим чувством он прожил всю свою жизнь, даже создание «Дженетико» никак на него не повлияло. И вот теперь надо проникнуть в чужую комнату, обыскать ее, да еще и придумать приемлемое оправдание этому, мягко говоря, некрасивому поступку.

Он взглянул на часы. Лаборатория уже, должно быть, закрыта. Большая часть коллег с кафедры разошлась, кто-то отправился домой на окраину города, кто-то – в ближайший бар. Самый подходящий момент, другого может и не быть. Ведь ученые – люди непредсказуемые, могут работать всю ночь напролет, если на них найдет. И если он будет застигнут за этим неприглядным занятием – его карьере конец.

Он вышел из кабинета, спустился этажом ниже и прошел по коридору до двери Джинни. Ни души. Огляделся, сунул карточку в щель – дверь распахнулась. Он шагнул внутрь, включил свет и запер за собой дверь.

Самый маленький из всех кабинетов в здании. Вообще-то прежде здесь была кладовая, но Софи Чэппл не без доли злорадства предложила устроить здесь кабинет для Джинни – на том сомнительном основании, что для хранения коробок с печатными материалами требуется большая комната. И кабинет Джинни являл собой узенькую комнатушку с одним окошком. Тем не менее Джинни умудрилась обжить ее и даже навести уют: на подоконнике мохнатая пальма в горшке, два стула, покрашенные ярко-красной краской, на стене репродукция с гравюры Пикассо в желто-оранжевых тонах, изображающая бой быков.

Он взял со стола фотографию в рамочке. Это был черно-белый снимок симпатичного мужчины с бакенбардами и в широком галстуке; рядом с ним стояла молодая женщина с решительным выражением лица. Родители Джинни, догадался Беррингтон, а снято в начале семидесятых. Кроме снимка, на столе больше ничего не было. Аккуратная девочка.

Он сел и включил компьютер. Пока тот загружался, пошарил в ящиках стола. В верхнем лежали шариковые авторучки и блокноты. В другом он обнаружил коробку с тампонами и нераспечатанную упаковку колготок. Беррингтон ненавидел колготки. Он с тоской вспоминал о временах своего детства, когда женщины носили пояса и прозрачные чулки со швами. Колготки – это, во-первых, нездорово, да и некрасиво, как эластичные шорты в обтяжку. Если президент Пруст сделает его министром здравоохранения, он первым делом издаст указ, обязывающий производителей снабжать упаковки с колготками предупредительной надписью о том, что они вредят здоровью. В третьем ящике лежали маленькое зеркальце и щетка, в которой застряло несколько длинных темных волосков. И наконец, в последнем находились карманный словарь и книжка в бумажной обложке под названием «Тысяча акров». Никаких секретов.

На экране высветилось меню. Он щелкнул «мышкой» и открыл папку «Календарь». Все ее занятия были вполне предсказуемы: лекции и семинары, лабораторные исследования, игра в теннис, записи встреч в баре и походов в кино. В субботу она посетила Ориол-Парк в Кэмден-Ярдз, смотрела теннисный матч; в воскресенье Тед Рэнсом с женой приглашали ее на обед; профилактический ремонт «мерседеса» был назначен на понедельник. И ни единого упоминания о том, что она должна сканировать файлы с медицинскими базами данных. Список повседневных дел был столь же краток и зауряден: «Купить витамины, позвонить Гите, не забыть о подарке к дню рождения Лизы, проверить модем».