– Какой, например?
Беррингтон вздохнул. Нет, у старины Престона напрочь отсутствует воображение.
– Будь я на ее месте, то первым делом позвонил бы в «Ландсманн», подозвал бы к телефону секретаря Майкла Мейдигана и посоветовал бы ему поинтересоваться документами клиники «Эйвентайн» за последние двадцать три года. А уж потом решать, стоит ли заключать сделку с «Дженетико». И он сразу же станет задавать вопросы, верно?
– Ну и что же ты предлагаешь? – нервно спросил Пруст.
– Думаю, нам следует уничтожить всю картотеку, которая велась с начала семидесятых.
Пауза.
– Но, Берри, все эти записи – они просто уникальны! С чисто научной точки зрения они бесценны и…
– Думаешь, я этого не понимаю? – рявкнул в ответ Беррингтон.
– Должен быть какой-то другой выход.
Беррингтон тяжело вздохнул. Новость встревожила его не меньше, чем Престона. Ведь у него была заветная мечта. Однажды, возможно, через много-много лет, кто-нибудь напишет об их смелом эксперименте, об их уникальных научных достижениях, и мир поймет, что они были настоящими гениями. У него просто сердце разрывалось при мысли о том, что свидетельства их гениальности, блестящего ума и многолетнего труда могут быть уничтожены. Но теперь это, похоже, неизбежно.
– Пока записи существуют, они представляют для нас угрозу. Их следует уничтожить, и чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, немедленно!
– А что я скажу нашим сотрудникам?
– Черт!… Ну, я не знаю, Престон. Придумай что-нибудь. Сообрази, ради Бога! Скажи, что это новая стратегия в отношении корпоративной документации. Чтобы они немедленно, прямо с утра, занялись уничтожением всех этих материалов. И мне плевать, как ты им это объяснишь.
– Наверное, ты прав. Ладно. Прямо сейчас свяжусь с Диком. Будешь говорить об этом с Джимом?
– Конечно.
– Тогда пока.
Беррингтон торопливо набрал домашний номер Пруста. Трубку сняла его жена, тощая, вечно всем недовольная дама. Затем подошел Джим.
– Ну что там еше, Берри? Я уже в постели.
Похоже, трое приятелей начинали действовать друг другу на нервы.
Беррингтон рассказал о звонке Престона и о решении, которое было ими принято.
– Хороший ход, – сказал Джим. – Но только, боюсь, этого недостаточно. Ведь эта Феррами может выйти на нас и другим путем.
Беррингтон почувствовал раздражение. Джиму всегда мало, всегда что-нибудь не так. Что бы ты ему ни предлагал, он вечно требовал более жестких и кардинальных действий, более экстремальных мер. Но затем он подавил приступ раздражения. На сей раз в словах Джима была доля истины. Джинни напоминает гончую, неотступно преследующую добычу, такие никогда не сворачивают с пути. Одной меры явно недостаточно, чтобы заставить ее сдаться.
– Согласен, – сказал он Джиму. – К тому же, Стивена Логана выпустили из тюрьмы, я узнал об этом только что. Так что можно считать, она теперь не одна. И с ней придется повозиться.
– Ее следует хорошенько припугнуть.
– Но, Джим, ради Бога…
– Знаю, это вызывает у тебя отвращение, Берри, но сделать это просто необходимо.
– Даже думать не смей!…
– Послушай…
– У меня есть идея получше. Если ты, конечно, готов выслушать меня, Джим.
– Слушаю. Выкладывай.
– Я собираюсь ее уволить.
Джим призадумался.
– Ну, не знаю. Не уверен, поможет ли это.
– Еще как поможет! Она считает, что столкнулась с какой-то биологической аномалией. На таких делах молодой ученый может сделать себе неплохую карьеру. Она понятия не имеет, что стоит за всем этим. Думает, что университет просто испугался публичного скандала. И если она потеряет работу, у нее не останется средств и возможностей продолжить исследования, и она отстанет от нас. Кроме того, ей вообще будет не до этого, так как придется заняться поисками другой работы. Просто я знаю, что сейчас она крайне нуждается в деньгах.
– Может, ты и прав.
Беррингтон заподозрил неладное. Слишком уж охотно согласился с ним Джим.
– А сам ты никаких шагов предпринимать не собираешься? – спросил он Джима.
Тот ушел от ответа.
– А ты сможешь это сделать? Уволить ее?
– Конечно.
– Но ведь не далее как во вторник ты сам говорил, что университет – это не армия.
– Верно. Нельзя орать на людей и требовать, чтоб они немедленно выполнили все твои приказы. Но я проработал в мире науки последние сорок лет своей жизни. И хорошо изучил этот механизм. Когда возникает необходимость, избавиться от помощника профессора ничего не стоит.
– Ну, хорошо.
Беррингтон нахмурился.
– Так мы с тобой поняли друг друга, да, Джим?
– Само собой.
– Ладно. Спокойной тебе ночи.
– Спокойной ночи.
Беррингтон повесил трубку. Ужин давно остыл. Он вывалил содержимое кастрюли в мусорное ведро и отправился спать.
Но заснуть никак не удавалось. Он лежал и думал о Джинни Феррами. Часа в два ночи не выдержал, принял таблетку снотворного. И только тогда, наконец, уснул.
Ночь в Филадельфии выдалась невыносимо жаркая и душная. Все окна и двери многоквартирного дома были распахнуты настежь: ни в одной из комнат не было кондиционера. Звуки улицы проникали в квартиру под номером 5А на самом верхнем этаже: гудки автомобилей, смех, музыка. Внезапно, перекрывая весь этот шум, зазвонил телефон, стоявший на дешевом письменном столе – сплошь в темных пятнах от окурков сигарет.
Он поднял трубку.
Грубым голосом пролаял мужчина:
– Это Джим.
– Привет, дядя Джим, как дела?
– Вот, беспокоюсь о тебе.
– С чего это вдруг?
– Знаю, что произошло в воскресенье вечером.
Он колебался, не зная, стоит ли отвечать на это что-нибудь или нет. Затем все же сказал:
– Так ведь кого-то уже арестовали.
– Но его подружка уверена, что он невиновен.
– И что с того?
– Да просто завтра она приезжает в Филадельфию.
– Зачем это?
– Толком еще не знаю. Но думаю, она опасна.
– Черт!…
– Может, предпримешь в ее отношении какие-то шаги?
– Например?
– Ну, это тебе решать.