Покров для архиепископа | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

К ее удивлению, тессерарий ответил не задумываясь:

— Очень просто, сестра. Или Ронан уже успел спрятать награбленное, когда Марк его задержал, или у него был помощник, который в это время незаметно унес сокровища.

Фидельма недоверчиво покачала головой.

— Помощник? Прекрасная мысль. Помощник, которому удалось проскользнуть мимо стражи? Звучит не очень правдоподобно, Лициний. Вот вы кого-то убили и ждете рядом с мертвым телом, пока ваш помощник дважды выйдет и незаметно для охраны унесет все ценные вещи и спрячет их. Потом вы ждете дальше, убеждаетесь, что помощник благополучно ушел, покидаете место преступления с пустыми руками… и тут вас ловит стража.

— Тогда первый вариант — что Ронана поймали после того, как он уже спрятал сокровища, — сказал Эадульф. Потом добавил, рассуждая вслух: — Но если Ронан их спрятал, вряд ли он стал бы возвращаться после этого к комнатам Вигхарда. Наоборот, ему нужно было как можно скорее покинуть это место…

— А кто вообще сказал, что Ронан шел из Вигхардовых комнат, когда Марк Нарсес его заметил? — неожиданно спросила Фидельма.

Лициний и Эадульф, нахмурившись, смотрели на нее.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Эадульф.

— Лициний недавно сказал что-то, что навело меня на мысль…

— Я? — озадаченно спросил стражник.

Фидельма кивнула, задумавшись.

— Предположим, Ронан убил Вигхарда ради сокровищ. Вигхард мертв. Ронану нужно сложить сокровища не менее чем в два мешка. Как ему их спрятать? Нужно самое меньшее дважды сходить туда и обратно. И после этого его замечает Марк Нарсес, но не по дороге из комнат Вигхарда, а по пути оттуда, где он спрятал мешки, на этом же этаже.

— И? — нетерпеливо спросил Эадульф, когда она снова замолкла.

— Но где он мог их спрятать? — вмешался Лициний. — Я уже говорил, что поблизости нет никаких потайных комнат, ниш или закутков, где можно было бы оставить сокровища. А комнаты, которые были свободны в ту ночь, Марк Нарсес обыскал уже дважды.

— Да, вы это говорили. И стражники искали везде… — внезапно Фидельма оборвала фразу на полуслове и уставилась на Лициния.

— Марк Нарсес обыскал… что? — Ее голос был как удар хлыста.

Юный стражник не мог понять, что он такого сказал.

— Я просто говорю, что Марк Нарсес выполнил ваше указание и два раза обыскал те комнаты, которые в ту ночь не были заняты.

— Я думала, он обыскал все комнаты.

Лициний озадаченно развел руками.

— Ну не мог же брат Ронан попытаться спрятать украденное в комнатах, где в это время были люди из свиты Вигхарда. Вот мы и подумали…

Фидельма тихо застонала.

— Все комнаты, свободные или нет, нужно было обыскать.

— Но…

— Вот, например, осмотрел ли Марк Нарсес комнату Эадульфа?

Лициний глядел то на нее, то на Эадульфа так, как будто они сошли с ума.

— Конечно нет!

— Моя комната в ту ночь была свободна, — медленно, спокойным голосом произнес Эадульф.

— Идемте! — Фидельма щелкнула пальцами и так резко поднялась, что тессерарий вздрогнул от неожиданности.

Он выглядел ошарашенным.

— Я не понял… Куда?

Фидельма презрительно взглянула на него.

— Комната Эадульфа была свободна, потому что он был в базилике Святой Марии Снежной на полунощной мессе по святому Айдану Линдисфарнскому.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Поиск в кубикуле Эадульфа, по размеру значительно уступавшей богатым покоям Вигхарда, ничего не дал. На самом деле Фидельма и не ожидала найти там пропавшие сокровища. Однако она надеялась увидеть какой-нибудь след, указывающий, что они там побывали, — это помогло бы решить загадку, мучившую ее с самого начала. Но и при самом тщательном осмотре каждого уголка комнаты не нашлось ничего такого, чего в ней не должно было быть. Фурий Лициний скривился.

— Значит, все было, как я говорил — у брата Ронана Рагаллаха был помощник. И когда его схватила стража, помощник просто унес драгоценности.

Фидельму не вполне удовлетворило это объяснение, хотя она начала постепенно понимать логику его рассуждений.

— Я так полагаю, жилье Ронана тоже как следует обыскали?

Лициний энергично закивал головой.

— Марк Нарсес лично осматривал его, но не нашел ни следа драгоценностей Вигхарда.

— Я бы хотела сама осмотреть комнату Ронана.

В глазах Лициния читалось неодобрение.

— Прямо сейчас?

— Почему бы и нет?

Они повернулись к выходу и увидели, что в проеме двери стоит какой-то человек. Он был такого высокого роста, что, казалось, ему придется согнуться, чтобы пройти в дверь. Лицо его было неприятное и смутно знакомое Фидельме. Да, та самая черствость, с первого взгляда неприятно поразившая ее в облике настоятеля Путтока из Стэнгранда. У него было смуглое лицо с жестоким ртом и ледяными голубыми глазами, глубоко сидящими под черными бровями. Нет, настоятель Путток был не из тех мужчин, которые казались ей привлекательными, но она понимала, что, на чей-то другой взгляд он, должно быть, очень красив. Он смотрел на нее с некоторым любопытством, напряженным взглядом, как смотрит на свою жертву кошка, готовясь к прыжку.

— Я слышал, что вы хотите допросить меня, Фидельма из Кильдара, — сказал он негромко и вкрадчиво, но холодно. Казалось, брата Эадульфа он вовсе не замечал. — Сейчас самое подходящее время.

Высокая его фигура уже оказалась в комнате, возвышаясь надо всеми. За ним вошел Эанред, его слуга и секретарь, сдержанный и мягкий человек, которого не сразу разглядишь в толпе из-за скромной манеры держаться и неприметной внешности. Фидельма заметила, что он все время маячит за спиной Путтока, как преданная тень.

Она нахмурилась. Ей не по душе была властность Путтока, считавшего, что он тут главный.

— Я собиралась позвать вас позже, Путток, — начала она, но настоятель прервал ее нетерпеливым движением руки.

— Мы разберемся с этим сейчас, потому что позже я занят. У меня встреча с епископом Геласием.

Он замолчал, вытирая рукою пот со лба.

— А сейчас, — настоятель прошел к кровати Эадульфа и тяжело опустился на нее, глядя на них своими холодными голубыми глазами; Эанред же почтительно стоял у двери, сложив руки под рясой, — что за вопросы вы хотели мне задать?

Фурий Лициний был бесстрастен; Фидельма и Эадульф переглянулись. Сакс был явно позабавлен тем, как настоятель пытается навязать всем свою волю. Но, встретившись взглядом с Фидельмой, Эадульф поспешил придать своему лицу более серьезное выражение. Он понял, что означают ее напряженные губы.