Поперек кровати на спине лежал настоятель Путток, уставившись в потолок невидящими мертвыми синими глазами. Причина его смерти не вызывала вопросов. Его жилистую шею все еще стягивали веревочные четки, почти врезаясь в кожу. Потемневший язык был слегка высунут изо рта, придавая его лицу комичное, удивленное выражение. Пальцы, словно птичьи когти, словно хватались за воздух, и руки, хотя уже упавшие вдоль тела, были все еще напряжены. Путток, настоятель Стэнграда, был задушен точно так же, как Вигхард и брат Ронан Рагаллах.
Эта картина продержалась перед их глазами всего один миг.
А в следующий над трупом склонилась темная фигура, так что вошедшие вскрикнули почти хором.
Когда они вошли, брат Эанред стремительно развернулся и уставился на них с ужасом, застывшим на белом лице. Фидельме на миг показалось, как будто на нее смотрит загнанное в угол животное.
Казалось, что все замерло на целую вечность, но это была только доля мгновения. Эанред издал нечленораздельный вопль и прыжком очутился на другом конце комнаты у единственного выхода — окна, выходившего в маленький двор на высоте трех этажей. Но Фидельма поняла, что Эанред нацелился на карниз, идущий вдоль стены.
Эадульф подскочил к нему, но высокий и крепкий бывший раб развернулся и отшвырнул его одним ударом. Эадульф, шатаясь, попятился, налетел на стенку и сполз по ней, воя от боли.
Фидельма невольно сделала шаг вперед.
Эанред, сидевший уже верхом на окне, заметил ее движение и вытащил из складок одежды нож. Фидельма увидела его блеск и успела отклониться в сторону, прежде чем нож просверкал серебром в воздухе и вонзился в дверной косяк позади нее.
Выиграв таким образом время, Эанред перелез через подоконник и встал на карниз, удерживая равновесие.
Тем временем Эадульф, сердито заворчал, приходя в себя, и увидел, что преследуемый сбегает. Он ринулся к окну, но Эанред уже бежал по карнизу.
Фидельма подбежала к Эадульфу, когда он попытался вылезти из окна. Она его удержала.
— Нет. Там слишком узко и опасно. Я уже видела раньше этот карниз, — сказала она тоном, не допускающим возражений. — Он старый и ненадежный.
— Но он сбежит, — возразил Эадульф.
— Куда?
Эадульф показал пальцем на широкий карниз, на который Эанред пытался перелезть.
— Он ведет в Палату Чужеземцев, — ответила Фидельма. — Ему не уйти далеко. Не надо рисковать жизнью. Мы предупредим стражу.
Они отошли от окна и вдруг услышали звук осыпающегося камня и дикий вопль.
Когда камень начал крошиться под ногами Эанреда, он попытался было перескочить с крохотного выступа, на котором стоял, на широкий карниз, до которого было не меньше четырех футов. Но прыгнуть он не успел — сухая каменная кладка рассыпалась.
Снова испустив пронзительный крик, бывший саксонский раб пролетел три этажа и упал головой вниз на каменную отмостку внутреннего двора.
Фидельма и Эадульф выглянули из окна.
Шея Эанреда неестественно выгнулась. Вокруг головы растекалось темное пятно. Не оставалось сомнений, что он мертв.
Эадульф отшатнулся обратно в комнату, глубоко выдохнул и потрясенно покачал головой.
— Да, кажется, все так и есть. Ты все это время была права, Фидельма. Я был несправедлив к Путтоку. Все это время убийцей был Эанред. Это же было так очевидно, когда Себби сказал, что Эанред удавил своего первого хозяина…
Фидельма ничего не сказала в ответ. Она отступила в комнату и, сузив глаза, огляделась вокруг. Он помолчал и почесал голову.
— Но мог ли Эанред сделать все это по собственной воле? Он же был совсем простак. Нет, наверное, я не был неправ насчет Путтока. Может быть, Эанред действовал по приказу настоятеля? Вот это уже более вероятно, — сказал он удовлетворенно. — А потом Эанред в порыве ненависти взял и убил своего хозяина Путтока. Да, точно, как и своего первого хозяина, когда был рабом. Что скажешь?
Он посмотрел на Фидельму, но она не слушала, глубоко уйдя в раздумья. Эадульф нарочито громко вздохнул.
— Может быть, мне пойти сообщить Фурию Лицинию о том, что здесь случилось? — предложил он.
Фидельма рассеянно кивнула. Эадульф видел, что она занята своими мыслями, рассматривая тело стэнграндского настоятеля.
— Тебя можно оставить? — спросил он обеспокоенно. — То есть ты будешь тут, когда я вернусь?
— Да, да, — невнятно отозвалась она, не поднимая глаз от мертвого тела.
Эадульф поколебался, потом пожал плечами и вышел искать Фурия Лициния. Снаружи уже слышались отдаленные крики тревоги. Внизу во дворе вокруг тела Эанреда начали собираться люди.
Оставшись одна, Фидельма продолжила внимательно осматривать тело Путтока. Было что-то, что она заметила в самый первый момент, до того, как ее отвлек Эанред своей попыткой бегства.
Она закрыла глаза и восстановила в памяти картину. Эанред согнулся над телом. Согнулся, пытаясь выхватить что-то из мертвых когтистых рук настоятеля. Да, вот оно. Она открыла глаза и наклонилась, чтобы рассмотреть руку. В пальцах был зажат обрывок ткани. И что-то еще. К ткани была приколота гнутая медная полоска. Это была часть броши, медь и немного красного стекла.
Через несколько минут ей удалось высвободить брошь. Где она ее могла видеть? И она вспомнила. Ее лицо медленно расплылось в довольной улыбке. Наконец-то все начало вставать на свои места.
Она еще стояла посреди комнаты, сжимая в руке находку, когда Эадульф вернулся с Фурием Лицинием.
— Значит, — радостно усмехнулся Лициний, — мы наконец нашли решение этой тайны.
— Да, нашли, — согласилась Фидельма с твердой уверенностью. — Корнелия Александрийского уже поместили в темницу?
Тессерарий ответил, что да.
— Тогда мне нужно ненадолго увидеться с ним. Тем временем, Фурий Лициний, не могли бы вы обратиться к военному коменданту, суперисте Марину, пусть он попросит епископа Геласия пригласить настоятельницу Вульфрун, сестру Эафу, брата Себби и брата Инэ к нему в оффициум? Пожалуйста, скажите Марину, что просьба эта обязательна к исполнению, на случай если настоятельница станет возражать.
— Хорошо, — согласился молодой стражник.
— Прекрасно. Ты пойдешь с ним, Эадульф. Я переговорю с Корнелием и скоро приду. Затем, когда мы все будем в сборе, я объясню всю эту загадку от начала до конца. И это, мой друг, такая история зла и отмщения, ты бы только знал!
С краткой гримасой отвращения она развернулась и вышла, оставив Эадульфа и Лициния в недоумении.
Как распорядилась сестра Фидельма, все они собрались в комнате, служившей оффициумом военного коменданта дворца, суперисты Марина. Возглавляя собрание, на кресле у нарядно украшенного очага сидел епископ Геласий, поставив локти на подлокотники кресла и почти опустив подбородок на сложенные руки, как бы в молитве. Своим угрюмым лицом с заостренными чертами он напоминал хищную птицу, которая ожидает жертву, не сводя с нее черных бусинок-глаз. С другой стороны от очага сидел Марин, явно раздраженный и в нетерпении. Он вообще, как видно, был человеком действия, непривычный выжидать. Сбоку и слегка позади него, со сложенными на груди руками и каким-то ласковым выражением на лице стоял тессерарий Фурий Лициний.