В закрытой комнате пахло увядающими цветами и увядшей любовью.

Тамасли раздраженно встряхнула агатовый фиал, распространявший аромат ее любимых духов. Широким шагом пройдя через спальню, она отдернула шелковую занавеску и вышвырнула пузырек в окно. Девушка глубоко вздохнула, прикосновение холодного горного воздуха заставило сморщиться соски ее груди. Внизу фиал разбился о камни.

– Трус не достоин моей любви, – сообщила Тамасли в ночь.

На ее кровати беспокойно заворочался Джозин. Выброшенная девушкой бутылочка была одним из его подарков, преподнесенных накануне той ночи, когда он избавился от ее предыдущего любовника.

– Ты же знаешь, я сделаю все, что пожелаешь.

– О, правда? – Тамасли насмешливо улыбнулась, разглядывая свое отражение в зеркале. Блестящие черные волосы спадали спутанной массой на белоснежную кожу плеч. Она отбросила пряди назад и перевязала их на затылке золотистым шнурком. Изучая свои глаза, она пальцами разминала ягоды белладонны в ониксовой ступке.

Джозин, тревожась, подошел к ней и встал позади, пряча от зеркала свое внезапное бессилие.

– То, о чем ты просишь – верная смерть.

– То, о чем я прошу, опасно. Это – риск. Но, несомненно, ни один мужчина не спрячет глаза и не уползет на брюхе если дама попросит его об одолжении.

– Ты просишь… ты требуешь, – Джозин понизил голос, бросив короткий взгляд на открытое окно, – чтобы я украл герцогскую корону Харнстерма у клана Варейши!

– Они-то легко получили ее, когда у милорда Лонала хватило глупости лично вести войско против них…

– Снять корону с окровавленной башки покойника и стащить ее из полной бандитов крепости – совершенно разные вещи.

– Ты всегда хвалился тем, что считаешься самым умным вором во всем Кросанте, – Тамасли обнаружила неровно растущую ресничку и безжалостно выдернула ее.

– Так оно и есть, – заверил ее Джозин.

– Это же всего лишь старая грязная крепость, – поднажала Тамасли. – И банда тупых головорезов…

– Которые удерживают власть в этих горах со времени убийства короля Джанисавиона – уже десять лет, – напомнил Джозин.

– Тот, кто носит корону, может претендовать на трон Харнстерма, – задумчиво протянула Тамасли. – Наш несчастный герцог не оставил прямых наследников. Пройдут годы, прежде чем в Кросанте распутают последний заговор и избавятся от всех претендентов. Все, чего хотят сейчас люди – законного правления. Точнее, подтверждения законного правления, его символов. Мне незачем напоминать тебе, что моя семья – одна из старейших и уважаемых в городе, даже после прегрешений в ходе последней гражданской войны. С герцогской короной – и в союзе с человеком, достаточно смелым, чтобы противостоять этим грязным бандитам… – Тамасли нанесла благовоние в ложбинку между грудей.

– Варейши хорошо охраняют сокровище.

– И после этого ты говоришь, что ты вор…

– Я говорю, что люблю тебя.

– А я говорю, что трус не достоин моей любви!

Джозин пожал широкими плечами и хмуро улыбнулся зеркалу. Он забрался в эту глушь. Случалось ли ему когда-либо забираться дальше? Он был лучшим – вором, любовником, честолюбивым авантюристом. Во всем этом он достаточно прославился. Пойти против Варейши? Никто еще не одерживал над ними верх…

– Ты получишь эту корону, – пообещал Джозин.

– А ты получишь мою любовь.

Прошла неделя.

Два ворона каркали у ее окна.

Тамасли наконец проснулась и выбралась из холодной постели. На окне лежал сморщенный комок мышц.

Она поняла, что это – сердце ее любовника, даже не зная еще, что его голова украсила кол у ворот Харнстерма.

И тогда она решила разыскать Кейна.

1. Четыре имени, написанные кровью

– Мне говорили, – сказала Тамасли одноглазому фонарщику, – что за несколько золотых монет здесь, на задворках Харнстерма, можно найти исполнение всех самых причудливых желаний.

Старик обрезал фитиль и зажег огонь. Подавив боль в спине, он спустился со своей стремянки и взял канистру. Его лохмотья были до того пропитаны маслом и гарью, что, казалось, достаточно одной искры, чтобы они вспыхнули.

– У людей бывают разные желания.

– Мое – поговорить с одним человеком. Его зовут Кейн.

– Мертв. Погиб, как я слышал. Много лет назад.

Тамасли отсчитала несколько монет. Джозин как-то сказал, что старый фонарщик знает о том, что происходит в преступном мире Харнстерма гораздо больше, чем хочет показать.

– Но вообще-то, – добавил фонарщик, метнув незаметный взгляд на перемещение золотых монет, – я, кажется, знаю кое-кого, кто может знать, где, возможно, сейчас Кейн…

Тамасли позволила монете выскользнуть из пальцев. Золотой укатился к куче лошадиного навоза рядом с грязным ботинком старика.

– Если мне удастся побеседовать с Кейном в моих апартаментах в особняке Тамейрал, – произнесла она, кивая головой вдоль замусоренной улицы в сторону района, где селилась знать Харнстерма, – ты получишь пять золотых в добавление к этому.

Фонарщик подобрал монету, как только девушка отвернулась.

– Разве что она состоится в прошлом, эта ваша встреча… – пробормотал он в бороду.

Тамасли бросила плащ служанке и вошла в свои покои. Она посмотрела на грязь, покрывавшую обувь, и решила, что только ванна может избавить ее нос от уличной вони. Но для начала надо выпить, чтобы избавиться от беспокойства.

Подойдя к буфету за графином бренди, Тамасли сама стала наливать себе – знак того, как она нуждалась в выпивке – но тут заметила, что не хватает одного из одинаковых хрустальных кубков. С досадой она огляделась кругом, заранее готовя едкие фразы для слуг, которые не вымыли его, – и придумывая наказание на случай, если он разбит.

Кубок, невредимый и уже опустевший, был зажат в руке, практически скрывавшей его. Тамасли пролила бренди, с открытым ртом уставившись на человека, наблюдавшего за ней из тени.

Он был огромен – поначалу ей показалось невероятным, что она не заметила его сразу же, как вошла в комнату. Но тут же она вспомнила о том, как хищники умеют сливаться с окружением. Мужчина был одет во все черное, от высоких сапог и кожаных штанов до облегающей кожаной же куртки. Когда он отошел от стены, на фоне темных панелей стал виден тонкой работы эфес меча, выглядывающий из-за его правого леча. Коротко остриженная рыжая борода смягчала грубые черты его лица, но взгляд изучавших ее холодных голубых глаз заставил Тамасли подавить гневный вопль, готовый вырваться из ее горла.

– Позволь, я налью, – предложил Кейн.