Я услышал шаги на лужайке и сказал:
— Анна, иди сюда, посмотри, что я нашел.
Я обернулся и увидел Маджори. Наверное, тут было какое-то оптическое искажение, так как сначала она показалась мне очень маленькой, будто я смотрел на нее в бинокль с обратной стороны. Но когда подходила ближе, она становилась все больше и больше, абсолютно не соответствуя расстоянию. А когда она приблизилась к солнечным часам, то приняла свои обычные размеры. Но оттого, что она резко выросла за эти несколько секунд, у меня возникло беспокойное и странное чувство.
— Маджори, — сказал я без особой веселости в голосе, поскольку лицо ее было мрачным и холодным, но все же с подобающей сыновней почтительностью.
Она молча смотрела на меня. На ней было длинное черное платье, которое колыхалось от морского бриза. Волосы были перехвачены каким-то серым обручем. На носу сидело старое золотое пенсне, а в ушах болтались висячие серьги, которые звенели при каждом ее шаге.
— С тобой все в порядке, Маджори? — спросил я. — А то тебя вид какой-то странный.
Похоже, Маджори и не слышала меня.
— Ты дотрагивался до часов? — спросила она.
Я взглянул вниз на циферблат.
— Нет, конечно, не дотрагивался. Я просто забрался посмотреть на них. Со времени моего детства они сильно изменились.
Почему-то я тогда не решился сказать ей, что я прикоснулся руками к ним: что-то странное и угрожающее было в тоне Маджори, когда она спрашивала меня об этом.
— Да, — спокойно и твердо произнесла она. — Они изменились.
Я ждал, что она пояснит хоть что-нибудь, но она молчала. Она стояла спокойно, без движения, холодно смотря мне в глаза, и если это не было безмолвное приказание удалиться, то что же это, черт возьми, еще могло значить?
— Маджори, — серьезно начал я. — Здесь творится что-то неладное, и я хочу помочь тебе. Я прошу рассказать обо всем. Обо всей этой чертовщине.
— Чертовщине? — спокойно переспросила она. — Нет никакой чертовщины. Перестань беспокоиться, Гарри, у меня все в порядке. Все идет так, как и должно быть.
Я потянулся за сигаретой. Напряженные ситуации всегда заставляют меня усиленно дымить. Я прикрыл зажигалку от ветра и закурил. Сделав несколько затяжек, попытался· возобновить разговор:
— Маджори! Мне думается, здесь был кто-то еще прошлой ночью. Помимо мисс Джонсон. Мужчина или женщина, одетая в халат с капюшоном.
Маджори оглянулась и посмотрела назад, в сторону дома. На крыше башни повизгивал и поскрипывал флюгер, указывая на запад.
— Неужели, Гарри? — загадочно сказала она. — Очень мило.
— Мило? Маджори, я этого вообще не понимаю. Какой-то тип разгуливает вокруг твоего дома, и все, что ты можешь сказать до этому поводу, — «очень мило». Кто он, Маджори? Что, здесь происходит?
Маджори развернулась и зашагала к Зимнему Порту. Она шла так быстро, что я с трудом нагнал ее на полпути.
— Маджори, я не смогу тебе помочь, если не узнаю всей правды. Ты понимаешь меня?
— Мы все счастливы Гарри, — повторила она ровным, невыразительным голосом. — Счастливы, как жаворонки, Гарри. Как жаворонки.
— Маджори, пожалуйста, ну смилуйся.
Но она продолжала идти к кирпичным ступеням у гравиевой дорожки. Я потянулся рукой к ее рукаву, но не смог схватиться за него. Как будто это был простой мираж. Последнее, что я увидел, — это как Маджори бесшумно прошла по гравиевой дорожке и исчезла в доме. Все случилось так быстро, что я даже не успел опомниться и сообразить, что же происходит.
Я подбежал к парадной двери и позвонил. Затем еще раз, потом постучал кулаком и закричал:
— Маджори! Маджори! Я должен с тобой поговорить, Маджори!
Никакого ответа.
Тут вернулась Анна со стороны гаража.
— Машина на месте, — сказала она. — Думаю, они спят как убитые. Ты звал меня?
Я схватился руками за голову:
— Нет, черт возьми, я звал Маджори. Я был на лужайке с той стороны, и тут она появилась. Потом неожиданно скрылась в доме и теперь не хочет открывать дверь.
— Ты уверен? — спросила Анна, хмурясь. — Что-то это все странно.
— Уверен? — сердито сказал я. — А то нет! Слава богу, я ее знаю уже тридцать лет. Кто же это мог еще быть?
Мы отошли немного назад и посмотрели на окна, не выглядывает ли кто из них на улицу. Шторы были опущены, никаких признаков жизни.
— Может быть, сломаем дверь? — предложила Анна. — Вдруг с ними что-то стряслось?
Я фыркнул:
— А может, они стали подпольными большевиками?
Анна взяла меня за руку.
— Гарри, — проговорила она. — Ты прекрасно знаешь, что здесь не все ладно. Я думаю, ты должен попытаться это выяснить. Ведь вполне возможно, что джинн сделал с ней то же, что и с Максом.
Я подошел к кирпичным ступенькам и присел. Анна стояла позади, несколько мгновений мы размышляли каждый о своем.
— Я не знаю, — наконец прервал я тишину. — Я не знаю, где начинается и где заканчивается моя ответственность. Она сказала, что они счастливы, как жаворонки. Они все счастливы, как жаворонки.
— Все? — спросила Анна. — Маджори, мисс Джонсон и кто еще?
— О, не спрашивай меня. Мне начинает казаться, что мы раздуваем из мухи слона.
Анна улыбнулась:
— Ты весьма литературе сегодня.
— Это во всяком случае лучше, чем гоняться за персидскими джиннами. Пойдем. Давай забудем всю эту катавасию и отправимся куда-нибудь перекусить. Чем слоняться тут и ломать двери, лучше пару стаканов холодного пива и хот дог, а?
Анна покачала головой:
— Еще рано праздновать, Гарри. Я должна найти этот кувшин, потому что это моя работа, и ты должен, потому что Маджори — твоя овдовевшая крестная мать. Так что, Гарри, нечего увиливать.
Я пожал плечами.
— Мне кажется, в этом больше заинтересована ты, чем я, — сказал я ей, — так что же ты не возьмешь лом, не взломаешь двери и сама не объяснишь все этой карге?
Анна выглядела совершенно серьезной.
— Думаю, я еще не совсем выжила из ума, — ответила она. — Как насчет башни? Может, мы с тобой поднимемся туда по приставной лестнице?
— Да можно, конечно, — поколебавшись, согласился я. — Но ты отдаешь себе отчет в том, что мы посягаем на чужое право домовладения?
Анна завернула рукава своей серой шелковой блузки.
— Только в том случае, если нас поймают. Где у них лестницы?
Я показал на сарайчик.
— Кажется, отговаривать тебя бесполезно?
— Абсолютно. Сейчас как раз самое время осмотреть башню при дневном свете.