– Я жду ответа. Ты выйдешь за меня?
– Нет.
Второй бокал со звоном упал на пол. Ведерко со льдом стояло на самом краю. Я подняла глаза и посмотрела на тускло мерцающие светильники.
– Рози, я прошу тебя выйти за меня замуж.
– Да пошел ты, ублюдок, пошел ты к черту! – сказала я и на полной скорости рванула к дверям.
* * *
Дома мне пришлось взять отвертку и отсоединить домофон. Его машина стояла под окнами еще час. Потом зазвонил телефон. Машина все еще стояла под окнами. Вдруг это Ширли? Я сняла трубку.
– Я люблю тебя.
– Ты любишь меня.
– Я люблю тебя.
– Ты уверен? Уверен, что это любовь? Может, я тебе просто нравлюсь? Или, может, ты влюблен в меня, но не любишь, или, может, дает о себе знать уязвленное самолюбие?
Он швырнул трубку. Но через секунду перезвонил. Я залезла под стол и выдернула шнур из розетки. Наступила тишина.
Машина стояла под окнами всю ночь. Она все еще была там, когда я проснулась в четыре утра. И когда почистила зубы. Я позвонила Ширли и попросила разрешения пожить у нее несколько дней. Стала собирать сумку. В десять часов он начал колотить в дверь – кто-то впустил его в подъезд. Я взяла сумку, вышла на балкон, перелезла через перила и постучала в стеклянную дверь своему соседу. Саймон – худощавый инженер в очках – был очень удивлен. Долбеж не прекращался.
– Можно я выйду через твою дверь? Он глупо заулыбался.
– Ага. Твой опять закатил истерику?
– Пожалуйста. Я не шучу. Впусти меня.
– Что происходит? – Саймон перегнулся через балкон и попытался заглянуть в мою гостиную. Грохот в дверь продолжался.
– Эй, хватит долбиться! Люди спят! – прокричал Саймон и усмехнулся. Стук прекратился.
Я пулей пролетела через комнату, распахнула дверь, рванула вниз по лестнице, за угол, еще раз за угол и села в такси. Плюс: я научилась очень быстро бегать, минус: все эти поездки на такси значительно подорвали мой бюджет.
* * *
В понедельник утром я нарочно опоздала на работу, хоть и знала, что Оливер не осмелится туда заявиться. Он ни за что не станет выставлять себя дураком на людях. Я забрала свои вещи, вернулась домой, упаковала чемоданы, выключила автоответчик и поехала к родителям, в Девон. Занятия на курсах по оказанию помощи уже начались, но я убедила их принять меня, несмотря на опоздание, и переехала в Бэзингсток. Оливер раздобыл адрес моего почтового ящика и стал посылать письма. Некоторые из них были полны угроз и оскорблений, некоторые – заверений в вечной любви. Он писал о слабости моего характера, о том, что я заставила его почувствовать себя в ловушке, я давила на него, потому что слишком любила. Он обзывал меня легкомысленной дурой, говорил, что я смотрю на мир сквозь розовые очки. Писал, что я разрушила его жизнь, хотя он совсем не хотел быть рядом со мной. Что я во всем виновата, потому что я такая слабая. В других письмах он пространно описывал мои добродетели и говорил, что я разбудила в нем лучшие чувства. Он умолял меня вернуться. Но в конце концов прекратил.
Поначалу я испытала огромное облегчение. Хорошо было вновь оказаться в тишине и одиночестве, спокойно заниматься своей работой. Но мне все равно было очень горько, потому что я потеряла веру в любовь и в себя. То, что я наконец покончила с Оливером и его бесконечными играми, ни капельки не помогало. Зачем вообще нужна любовь, если для того, чтобы мужчина влюбился в тебя, нужно делать вид, будто он тебе безразличен, и наоборот? Эта бессмысленная игра может продолжаться бесконечно.
И в чем смысл моей жизни, если я позволила себе зациклиться на Оливере, сделала его центром своего существования, а потом просто выкинула на помойку?
Иногда я воображала Оливера настоящим чудовищем, и мне становилось легче. Наверное, на свете много таких, как он. Некоторым мужчинам необходимо всегда держать всё под контролем и наказывать тех, кто пробуждает в них человеческие эмоции. Они окружают тебя нежностью, и начинаешь верить, что ты в безопасности, – и тут со всего размаху получаешь пощечину. Таких мужчин невозможно любить, не потеряв собственного достоинства. Им просто необходимо унижать тех, кто их любит. Но я же влюбилась именно в такого, и чем все закончилось?
Я решила, что мне нужно стать более жесткой. Все свои силы я отдавала занятиям, вечерами штудировала книги. Я поддерживала связь с Сафилой и Эдвиной Роупер из “Содействия”. Мириам, администратор лагеря в Сафиле, написала, что ее временный помощник уезжает в августе, и пообещала замолвить за меня словечко. Преподаватель с курсов предоставил мне блестящие рекомендации. В июне из “Содействия” пришло письмо с подтверждением: меня приняли на работу. Я сдала квартиру, со всеми попрощалась и 15 августа 1986 года уехала в Намбулу.
– Какой смысл было работать все эти годы, если люди опять начнут умирать с голоду? – сказала Шарон.
На следующий день после того, как я ездила к Андре в Сидру, мы сидели в столовой и пили кофе после ужина. Сегодня пришлось работать допоздна – почти до полуночи. Все были на пределе. К нам прибыло четыреста новых беженцев из разных районов Кефти, и все они наперебой твердили о саранче и погубленном урожае.
– Думаю, мы должны продержаться несколько дней, открыть спасательные центры, привыкнуть к новой ситуации, – я пыталась говорить уверенно. – Мы отлично справляемся. Я очень горжусь тем, что вы сделали вчера.
Моя попытка произнести воодушевляющую речь повисла где-то над серединой стола и плюхнулась, как большая мокрая рыбина.
– Все это просто замечательно, но такого вообще не должно было произойти, – произнесла Линда, поджав губы.
– Рози в этом не виновата, – сказала Сиан. Шарон выглядела оскорбленной.
– Я этого и не говорю. Вовсе нет. Просто все так навалилось.
– Ты права. Во всем виновата система, – сказал Генри. – Тебе идет размазанная тушь, Сиан. Очень сексуально. Я весь горю.
Сиан с расстроенным видом стала тереть глаза. Обычно веселый Генри и тот сегодня поник. Бедняжка Сиан, педантичная чистюля, – у нее даже не было времени умыться! В другой день Генри не стал бы отпускать колкости, но сегодня атмосфера в лагере изменилась. Мы уже не были уверены друг в друге. Мне казалось, что я – плохой организатор. Другой на моем месте давно бы поставил всех на уши и добился результата.
– Если завтра радио по-прежнему не будет работать, я поеду в Эль-Даман, – сказала я. – Не волнуйтесь. Мы не допустим, чтобы случилась еще одна катастрофа. – Опрометчивое обещание. – А пока мы должны показать, на что мы способны.
– Кому показать? Кому мы должны показать? – спросила Линда.
Она была права. Мы были совсем одни. Что нам было делать? Мы могли попробовать сдержать эпидемию, но как только кончатся лекарства и продовольствие – нам конец. Если голодающие и больные будут и дальше прибывать такими темпами, они потащат за собой на дно наше ветхое суденышко. Мы сидели в тишине и слушали стрекот сверчков где-то в темноте. Вдалеке раздавались печальные крики ослов, похожие на автомобильную сирену.