— Буду ждать тебя «У Фридриха».
Согласно обычаю на воскресную мессу королевская семья отправлялась через площадь пешком, с достоинством принимая от верноподданных положенные почести. Обратный же путь проделывался в позолоченной карете, запряженной шестеркой белых лошадей и сопровождаемой конными гвардейцами. Процессию, конечно, тоже приветствовали, однако отгороженные от народа властители Заграты имели возможность немного отдохнуть.
Или поговорить.
— Ты знаешь этого адигена? — спросил десятилетний Густав, едва карета сдвинулась с места.
— Впервые увидел, — пожал плечами наследник.
— У него красивый месвар, — заметил восьмилетний Георг, который обратил внимание исключительно на одежду Помпилио. — Почему папа никогда не носит месвары и нам запрещает? Во всех сказках адигены носят месвары.
— Потому что мы не адигены, — отрезал наследник. — Мы — загратийские короли.
— А папина бабушка была адигеной, он сам об этом говорил.
— Ты понял, о каком перстне шла речь, — продолжил Густав, не обращая внимания на слова Георга. — Я заметил, как ты вздрогнул.
Отнекиваться старший брат не мог и не хотел.
— Помпилио говорил об этом перстне. — Генрих-младший поднял руку и продемонстрировал брату украшение. Слишком крупное для двенадцатилетнего мальчика, а потому с трудом держащееся даже на перчатке. — Отец дал его мне перед тем, как отправиться на юг.
Большой алмаз был и в самом деле необычен: в самом его центре переливалась маленькая красная точка — сердце.
— Здесь какая-то тайна, — глубокомысленно сообщил маленький Георг. — Как в сказках…
— Отец что-нибудь сказал? — поинтересовался Густав, разглядывая перстень с таким видом, словно в нем, как это частенько бывает в сказках, прятался могущественный дух.
— Приказал не снимать, никому не отдавать и предупредил, что за ним может приехать адиген по имени Помпилио.
— И всё? — разочарованно протянул Густав.
— Нет, не всё, — качнул головой Генрих-младший. Он помолчал, обдумывая, следует ли рассказывать братьям всё, решил, что следует, и продолжил: — Отец сказал, что Помпилио — друг и позаботится о нас, если что-нибудь случится.
— А что может случиться?
— Не знаю. — Наследник вновь выдержал паузу. — Но отец ведет войну, и у него много врагов. Случиться может всё.
Камень мягко блеснул, словно подтверждая: «Всё может случиться, детки, поверьте, я знаю». И сердце его показалось капелькой крови.
— Мне это не нравится, — мрачно произнес Густав.
— Мне тоже, — вздохнул Генрих. — И Помпилио, вы же слышали, сказал, что с удовольствием оставит перстень у меня.
Фраза прозвучала настолько угрюмо, что Густав поежился.
— Что это значит?
— Это значит, Помпилио придет, если будет очень-очень плохо. А он не хочет, чтобы нам было очень-очень плохо.
— Папа победит всех врагов! — безапелляционно заявил Георг. — Папа сильный!
С этим заявлением принцы спорить не стали.
Главные двери собора Святого Альстера выходили на одноименную площадь, которая своими размерами уступала лишь ярмарочной, расположенной в Зюйдбурге. Размерами, но не красотой. Самая большая площадь южной столицы Заграты использовалась по прямому назначению: два раза в год, сразу после сбора урожая, на ней устраивались шумные и долгие, недели на три-четыре, торги, на которые съезжались купцы со всей Заграты — знаменитые Южные Ярмарки. Между ними работал куда более скромный по размерам рынок. А вот огромное, мощенное серым булыжником пространство площади Святого Альстера уже три столетия было свободно от торгов. На площади объявляли королевские указы, устраивали военные парады, карнавалы и цеховые шествия, а во все остальное время она была излюбленным, наравне с Прибрежным парком, местом гулянья горожан.
Южной стороной площадь упиралась в королевский дворец Заграшлосс. Величественный, но мрачноватый, поскольку, несмотря на несколько перестроек, он до сих пор сохранял черты мощного замка. Справа от дворца, на восточном краю площади, располагались казармы королевской гвардии, а слева возвышалась ратуша, часы которой играли каждую четверть часа. Все главные здания были выстроены в едином стиле из одинакового коричневого камня, а вот остальные дома площади специальным указом было велено штукатурить. Причем цвет штукатурки определяла королевская комиссия — властители Заграты заботились о виде, что открывался из окон дворца.
На первом этаже одного из этих домов, который расположился между собором и муниципалитетом, находился самый известный загратийский ресторан «У Фридриха». На его открытой террасе Помпилио отыскал тетушку Агату и того самого лысоватого господина, которого первоначально принял за управляющего тетушкиным поместьем.
— Как дела в Герметиконе? — светским тоном осведомилась адира Агата.
— Я не был там год. — Помпилио поднял бокал с белым вином. — За встречу.
— За встречу.
Нежный перезвон стекла, дружелюбные взгляды и легкое, освежающее белое…
— Хороший урожай, — одобрил Помпилио, рассматривая содержимое бокала на свет. — Этого года?
Он тоже умел вести светские беседы.
— Прошлого.
— Нужно будет запасти пару ящиков.
— Куда собираешься с Заграты?
— Будет зависеть от настроения.
— У вас интересная жизнь, — попытался вклиниться в разговор лысоватый.
— Она у меня одна. — Помпилио продолжил смотреть на тетушку. — Я привез Лилиан письмо с Кааты.
— Догадываюсь от кого, — усмехнулась старая адира.
— В данном случае нетрудно быть прозорливой. — Помпилио сделал еще глоток вина.
— Так ты прибыл к Лилиан? — уточнила Агата.
— Я прибыл на Заграту, тетушка. А значит, к Лилиан, к тебе и всем друзьям. Твоя дочь шлет привет.
Небрежная фраза заставила лицо старухи затвердеть. Она выдержала паузу, четко давая понять, что тема ей неприятна, после чего предельно холодным тоном поинтересовалась:
— Как поживает Мари?
— Она уверяет, что засыпала тебя письмами, тетушка. Наверняка в них был ответ на этот несложный вопрос. И еще…
— Помпилио, достаточно!
— Как будет угодно. — Помпилио насадил на вилку кусочек дыни, которая наилучшим образом оттеняла вкус загратийского белого, и выбрал другую тему: — В прошлый раз на мессе было гораздо больше людей.
— Ты слишком давно не посещал Альбург.
— Всего два года.
— С тех пор многое изменилось.
— Я вижу.
— Загратийское общество становится более прогрессивным и приветствует либеральные идеи. — Лысоватый предпринял вторую попытку вступить в разговор.