– Ты их видела?
– И я, и Свечка. – Привереда поджала губы. – Они плескались в заводи.
– Я, честно говоря, был удивлен, – не стал скрывать Тыква. – Ты права: Куга здорово отыграла девочку, но Грозный… – Спорки покрутил круглой головой. – Я был уверен, что он выберет Свечку. Ему же, как выяснилось, безразлично, с кем…
Тыква покосился на девушку:
– Трахаться, – хладнокровно подсказала та. – Ты хотел употребить это слово?
– Извини.
– Плевать. – Привереда прищурилась: – Мне почему-то кажется, что наша маленькая Куга еще себя покажет.
– Да уж, чего от нее ждать, совершенно непонятно. – Тыква почесал затылок: – Тебе нужна поддержка?
– Не отказалась бы.
– Против Грозного?
– Ты на это не пойдешь.
– Во всяком случае – не сразу, – признался спорки. – Грозный спас мне жизнь.
– Я предлагаю дружить не против, а за, – объяснила Привереда. – Друг за друга.
Некоторое время Тыква молчал, обдумывая предложение непредсказуемой нахалки, после чего осведомился:
– Почему ты не пошла к Рыжему?
Ожидаемый вопрос и давно заготовленный ответ:
– Рыжий скис.
– Неужели?
– Он понял, что совершенно неприспособлен к нашему нынешнему положению. Он не может добыть еды, устроить костер и не знает, что делать дальше. Новость о том, что мы на Ахадире, окончательно его добила, и теперь Рыжий будет держаться Грозного.
– Теперь мы все будем держаться Грозного.
– Но по-разному, – усмехнулась Привереда. – Мне не нравится Рыжий как человек: он скользок. Он готов льстить кому угодно, но с легкостью предает кумиров. Для него есть только одни интересы – его собственные.
– Как и для каждого из нас.
– Но тебе бывает стыдно, а ему – нет.
– Откуда ты знаешь?
– Я не помню себя, но умею разбираться в людях. Рыжий – большой подлец.
– А Грозный? – заинтересовался Тыква. – Что скажешь о нем?
К этому вопросу Привереда тоже была готова, и «сыграла» его с большим мастерством. Сначала запнулась, словно спорки ее огорошил, затем дернула плечом, продемонстрировав неуверенность, и медленно ответила:
– Грозный умеет убивать и тем смущает.
– Животные не считаются, – тут же произнес Тыква. – Он охотник.
– Охотники пользуются ружьями, а не пистолетами, – уточнила Привереда. – А Грозному, судя по всему, безразлично, из чего стрелять. И безразлично, в кого стрелять.
– Рыжий считает, что он – бамбальеро.
– Почему?
– Потому что Грозный попал козлу в глаз. С шестидесяти шагов. Из пистолета. – Спорки уважительно покачал головой. – На него сыпались камни, он выстрелил, почти не целясь, и попал. На такое способен только бамбальеро.
– Ну что же, вполне возможно…
– Что у них происходит? – перебил девушку Тыква.
Каньон, по дну которого они пробирались два последних дня, наконец закончился. Давившие на путников скалы разошлись и сменились горами, склоны которых были повязаны зелеными платками деревьев и кустарников. Речка вилась среди могучих подошв, весело поблескивая на ярком солнце, и даже не напоминала тот угрюмый поток, к гулу которого путники давно притерпелись.
Ставший жизнерадостным пейзаж не мог не улучшить настроение. Привереда невольно улыбнулась, расправила плечи и глубоко вздохнула, словно достигла очень важной, пусть даже и промежуточной, цели. На мгновение ей показалось, что теперь все пойдет иначе, гораздо лучше, чем раньше, что надежда возродилась… Однако в следующий миг она оценила сосредоточенные лица спутников, их напряженные позы, и с грустью констатировала, что расслабляться рано.
– Что там? – спросила она, подходя к Грозному.
– Смотри сама.
Скалистая стена резко уходила вправо, почти перпендикулярно реке, а между ней и склоном ближайшей горы образовалась небольшая и почти не заросшая деревьями долина.
В центре которой лежали останки цеппелей.
Точнее – не лежали.
До места катастрофы было не меньше лиги, но даже с этого расстояния путники отчетливо видели, что цеппели не завалились на бока, как должны были бы, а аккуратно стоят на земле, словно перенесенные в долину неведомым великаном. Трехсотметровые сигары сплелись прямым крестом, обшивка наверху разорвана, будто гигантский зверь царапнул по ней острым когтем, и местами опалена, торчат разломанные шпангоуты, а вот гондолы почему то остались целыми, не смятыми.
– Это наши цеппели? – тихо спросила Куга.
– Они столкнулись? – тут же поинтересовался Рыжий.
– Вероятно, – кивнул Грозный, отвечая на оба вопроса.
– В любом случае, ремонту они не подлежат, – угрюмо произнес Тыква.
Куга всхлипнула.
– Не будем торопиться с выводами, – предложил Грозный. – Если баллоны с гелием уцелели, можно попытаться разъединить корабли, подняться в воздух и запустить астринг.
– Разъединить? Ты смеешься? – Привереда нервно хрустнула пальцами.
– В цеппелях есть инструменты.
– Грозный прав: нужно пойти и посмотреть, – поддержал лысого Рыжий.
Но с места не двинулся. И не потому что боялся – просто ждал решения Грозного. Которое не замедлило последовать:
– Мы с Рыжим идем на разведку. Вы трое остаетесь здесь.
– Ждем чего?
– Нашего сигнала, – пожал плечами Грозный.
– А если с вами что-то случится?
– Уходите.
Мясо, завернутое в оставшуюся от Свечки рубашку, нес Тыква, там же, в свертке, лежал обсидиановый нож, но все понимали, что уходить в горы без Грозного равносильно самоубийству.
– Я пойду с вами, – предложила Привереда.
– Нет.
– Хорошо, нет, – неожиданно легко согласилась девушка. – Но что бы ни случилось, мы вас не бросим.
– Пусть так, – хмыкнул Грозный и стал неторопливо спускаться в долину.
Рыжий помялся, посмотрел на Тыкву, на Привереду, словно прощаясь, после чего поспешил следом.
– А что там может быть опасного? – протянул Тыква, глядя на удаляющихся спутников. – Звери? Люди?
– Или те, или другие, – подтвердила Привереда.
– У них есть пистолет.
– С четырьмя патронами.
– Грозный справится, – уверенно заявила Куга.
Привереда зло посмотрела на соперницу, но от комментариев воздержалась: в Грозном она тоже не сомневалась.