– Ты слышала, что сказал Грозный: никакого стеснения.
– Тебе он мог и не говорить, – огрызнулась Привереда.
– Не пора ли успокоиться?
Самодовольные замечания синеволосой задевали Привереду, однако она поняла, что, демонстрируя раздражение, лишь раззадоривает Кугу, а потому попробовала другую тактику:
– Почему вы все думаете, что я мечтаю переспать с Грозным?
– Потому что все видят, что ты мечтаешь переспать с Грозным. И как стала относиться ко мне после того, как мы с Грозным… – Синеволосая хихикнула. – Сдружились.
– Я разозлилась, – призналась Привереда. – Но только потому, что не считаю ваш поступок правильным. Мы ничего не помним… Вдруг выяснится, что Тыква твой муж?
– Он оставил меня погибать, – жестко ответила Куга.
– Он испугался.
– А Грозный – нет. И если Тыква мой муж, то вчера мы развелись.
– Гм…
– Никогда не любила брюки, но что делать… – Синеволосая натянула шерстяные брюки и, подворачивая штанины, продолжила: – Другими словами, плевать я хотела на то, что было. Единственный сейчас вопрос заключается в том, выберемся мы с этого проклятого Ахадира или нет?
– А если нет? – Привереда, наконец, решилась и продолжила раздеваться, намереваясь примерить чужое белье.
– Тогда Грозный построит на берегу реки дом, и я рожу ему детей.
– Ты серьезно?!
– А почему нет? – пожала плечами Куга.
– Он адиген. Он не станет заводить детей от спорки.
– Мы на Ахадире, милая, – напомнила синеволосая. – То есть в самой заднице Герметикона, тут не до условностей. И уж тем более – если мы застрянем… – Куга натянула свитер и вновь повертелась перед зеркалом. – Впрочем, сначала нам придется обзавестись именами. Грозный – кличка хорошая, но мне больше нравится Артур. Как ты считаешь, Грозному подойдет имя Артур?
Поверх свитера синеволосая собиралась надеть короткое черное пальто, однако пока отложила его и стала рыться в куче косметики. Сидящая в чужом белье Привереда вздохнула:
– У женщины, которая путешествовала в этой каюте, тоже было имя.
– Наверняка адигенское, – беззаботно добавила Куга. – Она была богатой и, возможно, красивой. Счастливой женой или страстной любовницей. Или она была старой мерзавкой, изводящей горничных и покупающей любовь молодых мальчиков. Какая разница? Она погибла.
«Да уж, девочка, хватка у тебя железная…»
– И тебе на нее плевать, – уточнила Привереда.
– А тебе? – Синеволосая ответила ей прямым взглядом. – Не прикидывайся, милая, тебе тоже все равно. Ты тоже думаешь только о себе.
– Не только.
– Ах да, еще о нас с Грозным. – Куга отвернулась к зеркалу и взяла в руку тюбик губной помады. – Забыла спросить: фантазии насчет меня и Тыквы – это твоя единственная претензия?
– Нет. – Привереда выбрала из груды сшитые в «цепарском» стиле штаны – плотные, с накладными карманами, и теперь медленно надевала их. – Нас мало, мы друг у друга на виду, и ваше поведение…
– Раззадоривает остальных мужиков?
– Да.
– Так выбери кого-нибудь, – предложила синеволосая. – Хороший секс еще никому не вредил. Вот Грозный, к примеру, умеет доставить женщине удовольствие.
– Куга!
– Что «Куга»? Я, между прочим, говорю абсолютно серьезно! После того, как я переспала с Грозным, мне стало значительно легче. Я успокоилась, понимаешь?! Я снова захотела жить. Я перестала бояться и… – Синеволосая вздрогнула, словно поняв, что раскрылась, однако закончила: – И не тебе меня обвинять, понятно?
– Ты ничего обо мне не знаешь.
– За последние два дня узнала достаточно.
– И что?
– Ничего. – Куга отвернулась и побрызгала на себя духами.
– Извини, – прошептала Привереда. – Правда – извини меня.
* * *
Запах.
Дурманящий, терпкий, приятный. Запах духов, в котором смешались ароматы фруктов, цветов и… запретов. Рухнувших запретов. Теперь они пахнут не каменной кладкой, а желанием. Стена исчезла, и впереди – сладкий океан, в который нужно окунуться с головой.
Запреты…
Что может быть хуже запретов? Что может быть бессмысленнее? Отвратительнее? Если человек совершает преступление, его сажают в тюрьму, ограничивают его свободу. А запреты – та же тюрьма, только добровольная. Ты прислушиваешься к дурацким советам, стараешься «соблюдать приличия», ведешь себя «как положено», а в результате отказываешься от потрясающих удовольствий, которые могут раскрасить твое время восхитительными цветами наслаждения. А ведь время убегает, рано или поздно каждого из нас ожидает ничто. Окончательное ничто, на фоне которого Пустота покажется наполненным жизнью садом.
Так для чего сдерживаться?
Чей это голос? Кто это говорит?
Мысли путаются…
Или это мои мысли? И мой голос?
Нет.
Но мне нравится этот голос. Мне нравится то, что он говорит. Мне нравится тембр и тепло, что со словами струится из губ. Ведь губы так близки…
Мне нравится.
Ласковый голос разрушает запреты, открывая чарующий мир соблазна и чувственных наслаждений. На щеках проступает румянец, но не стыда… Нет, совсем не стыда.
Это знак желания.
– Тебе нравится?
– Мне нравится.
Глаза закрыты, но так даже лучше. Шею щекочет горячее дыхание… Уже не теплое – горячее, наполненное страстью.
Чье это дыхание? Не мое…
– Тебе нравится?
– Не останавливайся. Прошу…
Губы нежно скользят по коже, заставляя дрожать от возбуждения. Мысли путаются, но они сейчас не нужны. Сладость рухнувших запретов накрывает с головой, и думать не хочется. Только не сейчас. Не когда сплетаются тела, а умелые прикосновения заставляют трепетать струны.
– Не сейчас…
– Что?
– Продолжай.
Голос срывается. Это мой голос? Мой. Мне хорошо. Нет больше запретов и стыда. Нет стены и преград. Я живу полной жизнью. Мне хорошо.
– Я всегда этого хотела.
– Я знаю.
Да, ты знаешь все. Я – раскрытая перед тобой книга. И каждая моя страничка шепчет: «Прочти именно меня…»
Тонкий запах желания смешивается с ароматом красного вина. Нежное дыхание губ дарит тепло.
– Я свободна.