Ну и ладно, в конце концов, у него есть дела.
Девушка вышла в коридор, поежилась – в машинном отделении было значительно теплее, и быстро зашагала к ближайшему туалету. К маленькому, тесному и вонючему туалету, такому же неприглядному, как все остальное в этом цеппеле.
Вчера обрадованные путники об удобствах не задумывались, были счастливы, что им повезло отыскать неповрежденный корабль, предавались мечтам, но… Но улететь не удалось, эйфория прошла, выяснилось, что «Дедушка» окажется их пристанищем на неопределенный срок, и путники стали подмечать неприятные мелочи: темные, захламленные коридоры, устоявшийся запах пота, грязь… Люди, летавшие на «Дедушке», не забивали себе головы такой ерундой, как гигиена, старому капитану, судя по всему, на бардак было плевать, а в результате цеппель превратился в настоящую помойку. И если в коридорах и кубриках грязь еще можно было терпеть, то состояние туалетов приводило Привереду в неистовство.
«Вы люди или животные?»
Скорее животные, но что толку в гневе на тех, кого уже нет?
– Привет.
Мало того, что впереди ее ждет посещение омерзительного туалета, так еще угораздило столкнуться в коридоре с Кугой. Вот уж действительно: все напасти в один день.
– Привет, – отозвалась Привереда. – Я думала, ты на мостике.
– А я думала, ты в кузеле, – не осталась в долгу синеволосая. – Или он в тебе.
«Ну, сколько можно?!»
Превращенный в помойку цеппель, предстоящее посещение заплеванного туалета, подчеркнутая грубость Куги… Не то чтобы Привереду беспокоило все это, но ей вдруг захотелось хотя бы чуточку тепла. Хоть что-то мягкое посреди унылой безнадеги.
– Давай определимся, – решительно произнесла девушка. – Тебе нравится Грозный и мне нравится Грозный. Но я к нему в койку не прыгала.
– Неужели?
– Да, не прыгала. Может, тебе покажется странным, но я…
Привереда хотела сказать кое-что еще, хотела заметить Куге, что далеко не все девушки такие шлюхи, что… Хотела, но не успела.
– Ты с ним не спала?
Синеволосая смотрела на нее с таким видом, словно от ответа зависела чья-то жизнь.
– Нет, – ответила ошарашенная Привереда.
И услышала неожиданное:
– Как же я рада.
Неожиданное, искреннее и очень-очень нежное. На глазах Куги появились слезы:
– Марина, пожалуйста, прости… Я была… Я разозлилась… Я так переживала…
«Марина?»
Синеволосая сделала шаг и ласково дотронулась до щеки Привереды.
– Неужели ты не помнишь?
«Марина?!»
– Меня зовут Белла дер Жос. – Красивая синеволосая девушка смотрит доверчиво. Ей за двадцать, но если судить по взгляду – подросток. Чистая, наивная, доверчивая и очень-очень красивая девушка.
– Марина Милль.
– Ты с Анданы?
– Да.
– Отец сказал, что ты будешь помогать мне в исследованиях, но я не понимаю, каким образом? Ты гипнот?
– Нет.
– Работала с мырами?
– Нет.
– Разбираешься в хищниках?
– Я разбираюсь в людях, Белла.
– Отец считает, что я виновата в провале?
– Нет, Белла, совсем нет. Просто вы с мырами совсем друг друга не понимаете…
– Нет!
– Ты вспомнила?
Привереда отшатнулась, с ужасом глядя на Кугу. На Беллу… На Кугу…
– Не может быть!
– Марина… любимая… – Куга подалась вперед, вновь оказалась в сантиметрах, на расстоянии одного прикосновения.
Синие волосы… шелковистые, мягкие. Синие глаза, большие, как блюдца, нежные, любящие…
– Я помню, – прошептала Марина. – Я помню, как мы…
– Любили друг друга?
Перед глазами мертвый охранник. И еще один. И профессор дер Жос, рядом с которым урчит мыр. И слизывает языком теплую кровь. Три трупа остались позади. Перечеркнули прошлое, изменили будущее.
Губы совсем рядом.
– Я люблю тебя, Марина.
– Я…
Жаркие слова. Жаркое дыхание. Голова идет кругом – слишком много обрушилось воспоминаний, причем таких, что лучше бы они остались в темноте.
– Мы снова вместе! И мы снова непобедимы!
Слова, дыхание и… эмоции. Эмоции гипнота накатывают волной, сметая неумело выставленную защиту. Эмоции гипнота поглощают. Страсть, желание, нежность…
– Марина…
– Белла…
Губы сливаются в поцелуе, сплетаются руки, по телу пробегает сладкая дрожь, и нет никаких мыслей, кроме желания. Страсти. Нежности…
– Ой!
Цеппель вздрагивает так, что девушки едва не падают с ног.
– Что это? – Мысли продолжают путаться. Нельзя же так сразу: из сладкого в холодное. – Что случилось?
Еще один толчок. И Белла завизжала:
– Это взрыв!!
Алая алхимическая «хризантема» распускается прямо по курсу «Дедушки Джо». В полусотне шагов. Это предупредительный снаряд: осколков нет, но шума достаточно, и ударная волна чувствительная – цеппель вздрагивает.
– Они нас убьют!
Рыжий бросает штурвал и разворачивается к дверям. Перед кораблем взрывается еще один цветок, «Дедушка» начинает рыскать.
– Куда?! – рявкает Мон. – К штурвалу, тварь!
Рыжий тормозит. Ему страшно, но и стыдно.
– Ипатый хрен! – стонет схватившийся за голову Тыква.
– Его ранило? – неуверенно спрашивает Рыжий.
– Кретин!
Лео понимает, что от помощников толку не будет, и сам бросается к штурвалу. И вовремя, потому что ударная волна от третьего снаряда едва не швыряет «Дедушку» на скалы.
– Он подкрался из-за горы…
Врага до сих пор не видно, только тень скользит по отвесному склону, но Мон понимает, что их накрыл военный цеппель – судя по разрывам, «хризантемы» калибром восемьдесят миллиметров, не меньше.
– А они хорошо оснащены!
– Кто?
– Не знаю!
Рыжий помогает Тыкве подняться.
– Что с тобой?
– Голова трещит.
– Контузило?
– А как это?
– Как тебя сейчас…
– Стоп машина! – орет добравшийся до переговорной трубы Лео.
– Что у вас происходит?