Говорит он очень тихо и спокойно. По крайней мере, он, что называется, "не вселяет ложной надежды".
- Может случиться что-нибудь еще хуже, чем кома?
- Конечно МОЖЕТ. Но мы не можем предсказать это с достаточной степенью точности. Это совершенно непредсказуемо. Поведение болезни можно сравнить с поведением акулы. И то, и другое прогнозам не поддается. У нее может развиться, например, отечность или опухание брюшной полости.
- Еще одна опухоль?
- Нет, вы неправильно поняли меня - это не злокачественное новообразование, а просто опухание брюшной полости, при котором она раздувается подобно камере футбольного меча. Это опухание может потом спасть, а после этого появится снова. Я думаю, однако, что вряд ли стоит подробно останавливаться на таких деталях сейчас. Я считаю, что исход операции в любом случае можно будет считать успешным. "А ЕСЛИ НЕТ?! думает Джонни. - А ЕСЛИ НЕТ?!" Что будет, если вдруг, не дай Бог, произойдет наоборот? И ему все-таки придется дать ей эти пилюли?! Что будет, если его схватят за руку?! Он не хочет оказаться на скамье подсудимых по обвинению в "убийстве из милосердных побуждений". У него совершенно нет желания попасть на галеры. Мысленно он уже видит вопящие заголовки газет: МАТЕРЕУБИЙЦА ПОЙМАН ЗА РУКУ НА МЕСТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЯ. Приятного мало.
Сидя в машине, он все вертит и вертит в руках коробочку с надписью ДАРВОН. Вопрос стоит все также: СМОЖЕТ ЛИ ОН СДЕЛАТЬ ЭТО? Должен ли он? Он прекрасно помнит ее слова: "КАК БЫ Я ХОТЕЛА, ЧТОБЫ ВСЕ ЭТО ПОСКОРЕЕ ЗАКОНЧИЛОСЬ! ВСЕ БЫ СДЕЛАЛА ДЛЯ ЭТОГО, ЛИШЬ БЫ НЕ МУЧИТЬСЯ!" Кевин предлагает выделить ей комнату в его доме для того, чтобы она могла умереть не в клинике, а среди близких людей. В клинике держать ее тоже больше не хотят. Прописали ей какие-то новые пилюли, от которых речь ее стала еще более бессвязной и невнятной. Это было уже на четвертый день после операции. Они просто хотят как-нибудь поскорее избавиться от нее, чтобы ее возможную смерть от неудачно проведенной кортотомии можно было как-нибудь списать просто на обычный рак. И она, таким образом, может остаться практически полностью парализованной вплоть до самой смерти, которая, не исключено, может наступить не так уж и скоро.
Он пытается представить себе, что значит потерять чувство времени. Как она справляется с этим. И вообще, так ли уж это важно для нее? Наверное, это что-то вроде того, как попытаться собрать и распутать несколько десятков клубков шерсти, разбросанных и запутанных игривым котенком. Пожалуй, даже намного сложнее. Длинная череда дней, проведенных в палате N 312. И все это в хаотическом нагромождении друг на друга.
К кнопке вызова медсестры они приспособили небольшой рычажок с веревочкой, другой конец которой привязали к указательному пальцу ее левой руки - она уже не в состоянии дотянутся до этой кнопки и нажать ее, если вдруг ей понадобится помощь или просто возникнет необходимость в утке.
Но даже и это ей уже неподконтрольно - она практически не чувствует своих внутренних органов так же, как не чувствует ног или рук, и о том, что сходила под себя, узнает только по доносящемуся запаху. За время пребывания в клинике она похудела с шестидесяти восьми до сорока трех килограммов, а все ее мышцы атрофированы настолько, что ее тело можно сравнить разве только что с телом плюшевой куклы. Имеет ли это какое-нибудь значение для Кева?
Способен ли он, Джонни, на убийство? Ведь он хорошо понимает, что это, как ни крути, самое настоящее убийство. Причем не просто убийство, а матереубийство, как будто он - внутриутробный плод из ранних рассказов Рэя Брэдбери, задачей которого является убийство вынашивающего его организма. Причем убийство во время родов - убийство организма, уже даровавшего ему жизнь. И действительно, Джонни был единственным ребенком в семье, с рождением которого были связаны большие трудности. После появления на свет его старшего брата Кевина, доктор сказал его матери, что лучше бы ей не иметь больше детей, поскольку это связано с большим риском для жизни...
Ее рак начался именно с матки.
Его жизнь и ее смерть начались в одном и том же месте.
Как будто там появился какой-то его темный двойник, который уже медленно и грубо подталкивает ее к краю могилы.
Так почему же он сам не может сделать это более быстро и бесполезно? НЕ ЛУЧШЕ ЛИ будет сделать это ему самому?
Он уже постепенно приучил ее к тому, что когда ей больно (вернее, когда ей КАЖЕТСЯ, что ей больно), он дает ей анальгин. Она уже воспринимает это спокойно. Таблетки лежат в выдвижном ящичке тумбочки в футляре от очков для чтения, которые ей уже больше не понадобятся. Они решили убрать их из тумбочки так же, как и ее вставные зубы, опасаясь того, что она может непроизвольно втянуть их в себя и задохнуться. Сестра выдает ей таблетки сама. Но они с Джонни придумали такую вот хитрость с футляром для очков, поскольку она питает очень большое уважение, просто мистическое какое-то преклонение перед всевозможными таблетками и глотает аспирин до тех пор, пока не побелеет язык.
Конечно, он без труда сможет дать ей эти пилюли. Трех-четырех будет вполне достаточно. Тысячи четырехсот гранов аспирина, четырех сотен гранов Дарвона для пожилой женщины, вес которой уменьшился за пять месяцев на одну треть - более, чем достаточно.
Никто не знает, что у него есть эти пилюли - ни Кевин, ни жена. Он думает о том, что было бы лучше, если бы в палату N 312 положили кого-нибудь еще. Тогда бы он не так волновался. Тогда его непричастность была бы еще более очевидна, а если дело дойдет до расследования, то вину его доказать будет значительно труднее. Действительно, так было бы лучше. Если бы в палате лежала еще какая-нибудь женщина, то он был бы очень благодарен за это Провидению...
- Ты сегодня выглядишь лучше.
- Правда?
- Намного. Как ты себя чувствуешь?
- Ох, не очень. Сегодня не очень хорошо.
- Давай посмотрим, как двигается твоя правая рука.
Она медленно и очень с большим трудом отрывает ее от простыни. Рука со скрюченными пальцами замирает на какое-то мгновение в воздухе и падает - ТУМ. Он улыбается ей, и она улыбается ему в ответ.
- Тебя сегодня осматривал доктор?
- Да, он приходил. Он каждый день ко мне приходит. Очень мило с его стороны. Дай мне, пожалуйста, немного воды, Джон.
Он дает ей стакан с трубочкой.
- Спасибо тебе, Джон, за то, что ты так часто навещаешь меня. Ты очень хороший сын.
Она снова плачет. Вторая кровать пуста. То и дело мимо застекленной стены палаты проплывает грязно-белые или голубые "джонни". Дверь полуоткрыта. Он осторожно забирает у нее стакан, тупо пытаясь сообразить, "полупустой он или полуполный".
- А как левая рука?
- О, намного лучше.
- Давай посмотрим.
Она поднимает ее. Мать всегда была левшой и, может быть, поэтому левая рука оправляется от губительных для моторных функций осложнений после кортотомии быстрее. Она медленно сжимает пальцы в кулак, сгибает руку в локте, похрустывая суставами запястья и пальцев. Вдруг рука неожиданно падает на простыню с глухим звуком - ТУМ.