21:15. Только что позвонила родителям три раза подряд, каждый раз выдерживая по двадцать гудков. В конце концов мама взяла трубку и странным тоном сказала, что сейчас говорить не может, но в конце недели перезвонит.
* * *
11 февраля, суббота
125 фунтов, порций алкоголя – 4, сигарет – 18, калорий 1467 (но сожженных во время похода по магазинам).
Только что вернулась из магазина и услышала на автоответчике папино послание – он спрашивает, не смогу ли я пообедать с ним в воскресенье. Меня пробил холодный пот. Папа никогда по собственной инициативе не приезжает в воскресенье в Лондон, чтобы пообедать со мной. Он кушает ростбиф, или лосося, или молодую картошку дома, с мамой.
– Не перезванивай, – закончил он сообщение. – Увидимся завтра.
Что происходит? В волнении я сбегала за угол и купила сигареты. Когда вернулась, услышала сообщение от мамы. Вероятно, она тоже завтра приедет ко мне на ланч. Привезет с собой кусок лосося и будет у меня около часа дня.
Снова позвонила брату, прослушала двадцатисекундное выступление Брюса Спрингстина, а затем рычание Джеми: «Бэби, мне с рождения не хватает… времени на автоответчике!»
* * *
12 февраля, воскресенье
125 фунтов, порций алкоголя – 5, сигарет – 23 (неудивительно), калорий – 1647.
11:00. О боже, нельзя же, чтобы они оба приехали в одно и то же время. Это слишком уж похоже на французский фарс. Может, вся эта заваруха с ланчем – просто родительский розыгрыш, задуманный в результате чрезмерного их пристрастия к популярным телевизионным программам? Может, мама появится с живым лососем, яростно бьющимся на сковородке, и объявит, что уходит от папы к нему. А может, папа, одетый как циркач, будет висеть вверх ногами за окном, а потом ворвется и начнет лупить маму по голове овечьим пузырем; или вдруг выпадет лицом вниз из шкафа для белья с пластмассовым ножом, приделанным к спине. Единственное, что поможет мне собраться с мыслями, это «Кровавая Мери». В конце концов, уже почти полдень.
12:05. Позвонила мама.
– Хорошо, пускай едет он, – заявила она. – Пускай он, черт возьми, сделает все по-своему, как обычно. – (Моя мама никогда не ругается. Она выражается словами «проклятый» или «о, господи».) – А я, черт возьми, буду, как обычно, заниматься своими делами. Я вычищу весь дом, как тупая немецкая Гретхен или Женщина-невидимка!
Возможно ли, постижимо ли, чтобы она выпила?! Моя мама никогда ничего не пила, кроме одного бокала сливочного шерри в воскресенье вечером. Так повелось с тех пор, как в 1952 году она слегка охмелела от пинты сидра на двадцать первом дне рождения Мейвис Эндерби, о чем она не позволяет забыть ни себе, ни кому-либо еще. «Нет ничего хуже пьяной женщины, дорогая».
– Мам. Ну что ты. Давайте мы все вместе обсудим это за ланчем, – пролепетала я, как будто это был семейный сериал и к концу ланча мама с папой должны были взяться за руки, а я, с ярким рюкзачком за спиной, мило подмигивать в камеру.
– Что ж, подожди, – мрачно изрекла мама. – Ты увидишь, что из себя представляют мужчины.
– Но я уже… – заикнулась я.
– Я сейчас ухожу, – перебила она. – Я собираюсь пойти к любовнику!
В два часа в дверях появился папа с аккуратно сложенным номером «Санди телеграф» в руке. Он сел на диван, сморщился, и по щекам его заструились слезы.
– Она такая с тех пор, как съездила в Альбуфейру с Юной Олконбери и Одри Коул, – рыдал папа, пытаясь вытирать слезы кулаком. – Когда она вернулась, начала повторять, что хочет, чтобы ей платили за домашнюю работу, и что она потратила жизнь на то, что была нашей рабыней. – Нашей рабыней? Так я и знала. Во всем виновата я. Если бы я была лучше, мама никогда не разлюбила бы папу. – Она хочет, чтобы я на какое-то время уехал, так она говорит, и… и… – он замолчал и лишь тихо всхлипывал.
– И что, пап?
– Она сказала, что я думаю, будто клитор – это что-то из коллекции чешуекрылых Найджела Коула.
* * *
13 февраля, понедельник
127 фунтов, порций алкоголя – 5, сигарет – 0 (духовное обогащение отбивает потребность в курении – существенный прогресс), калорий – 2845.
Хотя я очень переживаю из-за родителей, не могу не признать, что параллельно испытываю преступное чувство удовлетворения своей новой ролью няньки и (правда, это только мое мнение) мудрого советчика. Я так давно не помогала ближнему, что теперь переживаю новые пьянящие ощущения. Как раз этого мне и не хватало в жизни. Меня посещают мысли о возможности вступить в Общество добрых самаритян или стать учителем в воскресной школе, готовить суп для бездомных (или, как предлагает мой друг Том, выпекать маленькие пирожки с острым соусом), а может, даже переучиться на врача. А ещё лучше завести роман с врачом, тогда можно заодно удовлетворять сексуальные и духовные потребности. Я даже начала подумывать о том, чтобы послать свой адрес в рубрику «Одинокие сердца» в журнал «Ланцет». Я могла бы сидеть у него на телефоне, отшивать пациентов, вызывающих врача ночью, готовить ему маленькие суфле из овечьего сыра и в конце концов, в шестьдесят лет, порвать с ним самым скверным образом, прямо как моя мама.
О, боже. Завтра День святого Валентина. Почему? Почему? Почему весь мир так устроен, что люди, не имеющие романтических отношений, чувствуют себя идиотами, когда всем давно известно, что романтика все равно не срабатывает. Посмотрите на королевскую семью. Посмотрите на маму с папой.
Ну и ладно. День святого Валентина – чисто коммерческое, циничное предприятие. Я отношусь к нему абсолютно равнодушно.
* * *
14 февраля, вторник
126 фунтов, порций алкоголя – 2 (романтическое угощение в День св. Валентина – 2 бутылки пива, за свой счет, уф-ф-ф), сигарет – 12, калорий – 1545.
8:00. Ах, как это сентиментально. День святого Валентина. Интересно, пришла ли уже почта. А вдруг там будет открытка от Даниела. Или от тайного воздыхателя. Или цветы, или шоколадные сердечки. Я и впрямь очень волнуюсь.
На мгновение дико обрадовалась, когда обнаружила в холле букет роз. Даниел! Бросилась вниз и ликующе схватила букет, но в этот момент открылась дверь нижней квартиры и вышла Ванесса.
– У-у-у, какая прелесть, – с завистью произнесла она. – От кого это?
– Не знаю! – застенчиво ответила я, разглядывая карточку. – Ах-х-х… – и моя радость улетучилась. – Это тебе.
– Не расстраивайся. Смотри, зато это тебе, – ободрила меня Ванесса.
Это была выписка со счета в банке.
Чтобы поднять настроение, решила по дороге на работу выпить капуччино и съесть шоколадный круассан. Шут с ней, с фигурой. Никакого смысла, все равно меня никто не любит и никому я не нужна.
Уже на входе в метро можно было легко определить, кто получил открытку, а кто нет. Все вертели головами, стараясь заглянуть друг другу в глаза, и либо ухмылялись, либо отворачивались с независимым видом.