Зазвонил телефон – Том. Почему-то он не поблагодарил меня за то, что после всех проблем, которые доставила мне эта противная штуковина, я всё-таки отослала ему обратно мобильный, – а спросил номер телефона моей мамы. Кажется, Том довольно дружески относится к маме, рассматривая её в китчевом контексте Джуди Гарланд – Иваны Трамп (странно: не далее как в прошлом году, помню, мама читала мне лекции: мол, гомосексуализм – это «просто лень, дорогая, они просто не хотят утруждаться, чтобы заводить отношения с противоположным полом»; но то в прошлом году). Внезапно испугалась, уж не собирается ли Том попросить маму исполнить «Нет, я не жалею ни о чём!», в платье с блёстками, в клубе под названием «Памп», и она (наивно, но не без некоторых маниакальных амбиций) согласится.
– Зачем тебе её телефон? – с подозрением спросила я.
– Она ведь состоит в книжном клубе?
– Не знаю, возможно. И что?
– Джером чувствует, что его стихи готовы, и я ищу литературный клуб, где он мог бы выступить. На прошлой неделе он читал стихи в Стоук Невингтон – это было внушительно.
– «Внушительно»? – переспросила я, изображая перед Джуд и Шез приступ тошноты.
В конце концов, несмотря на свои сомнения, я дала Тому мамин номер: подозреваю, что с тех пор, как уехал Веллингтон, ей не помешало бы другое развлечение.
– Что там происходит с литературными клубами? – Я положила трубку. – Это я чего-то не понимаю или они неожиданно появились ниоткуда? Можем мы записаться в какой-нибудь или для этого обязательно надо быть Самодовольным Женатиком?
– Надо быть Самодовольным Женатиком! – уверенно подтвердила Шез. – А то они боятся, что у них мозги иссохнут – патерналистская потребность… О боже мой, только посмотри на принца Уильяма!
– Дай взглянуть! – Джуд перехватила номер «Хелло!», с фотографией юного, гибкого подростка королевской крови.
Сама чуть не схватила журнал. Конечно, меня тянет рассматривать все эти фотографии принца Уильяма, побольше и желательно в разных костюмах; понимаю – это глупо, это одержимость. И всё же трудно игнорировать и впечатление от прекрасных, великих мыслей, которые вырабатываются под воздействием этого юного королевского мозга; и чувство, что в зрелом возрасте он поднимется, как древний рыцарь Круглого стола, взмахнёт в воздухе мечом и создаст ослепительный новый порядок, и тогда президент Клинтон и Тони Блэр окажутся поблекшими пожилыми джентльменами.
– Как по-вашему, что значит «сли-ишком молодо-ой»? – мечтательно протянула Джуд.
– Слишком молодой, чтобы быть твоим законным сыном, – определила Шез, как часть правительственного постановления: подразумевается, что всё зависит от того, сколько тебе лет.
Тут телефон зазвонил снова – мама.
– О, привет, дорогая! Знаешь что? Твой друг Том, знаешь, тот, гомо, – в общем, он приведет поэта читать стихи в клуб «Лайфбоут»! Он будет нам читать романтические стихи, как лорд Байрон! Правда, здорово?
– Э-э-э… да-а?.. – забормотала я.
– Вообще-то, ничего особенного! – беззаботно фыркнула мама. – К нам часто приходят авторы.
– Правда? Например?
– О, много авторов, дорогая. Пенни очень близко дружит с Салманом Рушди. Ладно, ты ведь придёшь, дорогая?
– Когда?
– В следующую пятницу. Мы с Юной приготовим горячие закуски и цыплёнка кусочками. Меня вдруг пронзил страх.
– А адмирал и Элейн придут?
– Фрр! Мужчины не допускаются, глупышка. Элейн придёт, а они подъедут позже.
– Но Том с Джеромом придут.
– Так ведь они не мужчины, дорогая.
– А ты уверена, что стихи Джерома не…
– Не понимаю, Бриджит, что ты хочешь этим сказать. Мы не вчера родились, знаешь ли. А в литературе главное – свобода выражения. О, и попозже, думаю, приедет Марк. Он сейчас занимается завещанием Малколма – ведь никогда не знаешь…
* * *
1 августа, пятница
129 фунтов (полный провал бикини-диеты); сигарет – 19 (в помощь диете); калорий – 625 (наверняка ещё не поздно).
18.30. Грр, грр, завтра уезжаю в Таиланд, ничего не упаковано; не сообразила, что «следующая пятница» в клубе – это, чёрт возьми, сегодня. Совершенно не хочу ехать аж в Графтон Андервуд. Сегодня тёплый, влажный вечер, и Джуд с Шеззер идут на чудесную вечеринку в «Ривер кафе». Хотя ясно, что надо поддержать маму, любовные отношения Тома, искусство и т.д. Уважение к другим – это уважение к себе. И неважно, что завтра сяду в самолёт уставшей, – ведь лечу в отпуск. Уверена, что приготовления к путешествию не займут много времени, – нужен минимальный гардероб (всего лишь пара купальников и саронг!). И потом, упаковка чемоданов всегда занимает всё оставшееся время, так что лучшее его использовать, сделав оч. коротким. Да, вот видите. Итак, я всё успею.
Полночь. Только что вернулась. Приехала туда оч. поздно из-за типичного для наших шоссе бедствия с дорожными знаками (если сегодня война, наверняка лучше запутать немцев, оставив знаки на месте). Меня встретила мама, в странном бордовом бархатном кафтане, который демонстрировал её попытку выглядеть «литературно».
– Ну как Салман? – поинтересовалась я, когда она отчитала меня за опоздание.
– О, мы решили лучше приготовить цыплёнка! – надменно ответила мама, проводя меня через двери с волнистыми стеклами в гостиную.
Первое, что мне бросилось в глаза, – крикливый новый «фамильный крест» над фальшивым каменным камином. На нём красовалась надпись: «Хакуна матата!»
– Тсс! – шикнула Юна, с восторженным видом приложив к губам палец.
Претенциозный Джером, с проколотыми сосками, сильно выпиравшими из-под чёрного, мокрого на вид жилета, стоял на фоне коллекции гранёных блюд и воинственно декламировал.
– «Смотрю на его твёрдые, сильные, грубые бедра. Смотрю, хочу, хватаю…».
А вокруг него, в обеденных креслах в стиле Регентства, полукругом расположились перепуганные дамы, в костюмах-двойках, из клуба «Лайфбоут». Мама Марка Дарси – Элейн старательно сохраняла на лице выражение сдержанного удовольствия.
– «Хочу-у, – завывал Джером, – хватаю его сильные, волосатые бёдра! Я должен иметь! Поднимаю и взваливаю…».
– Ну что ж, абсолютно потрясающе! – воскликнула мама, поднявшись с кресла. – Кто-нибудь хочет закусить?
Поразительно: общество леди из среднего класса умудряется всё вокруг приспособить к себе, превращая сложность и хаос мира в милый, спокойный ручеек, – так уборщица туалета делает там всё розовым.
– О, обожаю устное и письменное слово! Оно дарит мне такое чувство свободы! – восторженно объясняла Юна Элейн.
Пенни Хазбендз-Босворт и Мейвис Эндерби тем временем плясали вокруг Претенциозного Джерома, как будто это Т. – С. Элиот.