Если же мы торопимся, то нам потребуется увеличить обороты и, что самое интересное, высоту. Придётся забраться на десять тысяч футов, то есть выше чем на три километра, где сопротивление воздуха меньше, и тогда мы пролетим больше. Но скорость упадёт — большой двухлопастной винт не сможет тянуть нас так же быстро, как на двух с половиной километрах: там для него больше «пищи». Если же опуститься ещё ниже, то «пищи» для винта станет ещё больше, но плотный воздух начнёт сопротивляться движению самолёта через него, и скорость тоже упадёт. Поэтому, если хочешь куда-то не просто лететь, а ещё и долететь до места, перед каждым полётом приходится посидеть над картой, вооружившись циркулем и калькулятором. Сплошная математика.
Ещё один плюс «бичкрафта» — великолепный обзор со всех мест, «пайпер» в этом ему явно проигрывал.
Джей-Джей нравился «семинол», но скорее потому, что она всегда была поклонником марки «пайпер». Боните тоже он нравился, но исключительно по эстетическим соображениям. На его фоне «бичкрафт» смотрелся несколько неуклюже, со своей торчащей кабиной и раздутой в стороны «мордой», словно у него флюс с обеих сторон. Но решаю здесь я, и возможность улететь дальше и перевезти больше народу была для меня определяющим фактором. Самое главное, мы могли вылетать в нужное место вполне полноценным отрядом.
Друг хозяина аэродрома Уилла Хитфилда — Тимоти, владевший «семинолом», предложил подвинуться в цене до трёхсот семидесяти тысяч при оплате сразу, на месте. Владелец же «бичкрафта», смуглый лысоватый мужик из Вако по имени Томас, чувствуя, что всё же мы склоняемся к покупке его машины, стоял на четырёхстах пятидесяти тысячах недвижимо. Восемьдесят тысяч разницы — этого было достаточно, чтобы мы выкупили для отряда оба «перенти», за которые, как мне сказал Барабанов, нам следовало заплатить, раз уж мы теперь такие самостоятельные, да ещё и на всякие мелочи деньги останутся. Вот и думай.
В конце концов я пошёл ва-банк и заявил Тому, что если тот не сделает скидку, то мы немедленно купим «семинол». Если же сбросит двадцать тысяч, то я плачу ему деньги прямо здесь и сейчас. Он задумался минут на пять, а затем согласился. Но при этом отказался брать наличные, а потребовал довезти его до местного офиса Северного Торгового банка — и там внести четыреста тридцать тысяч на его расчётный счёт. Ну что же, мы не против.
Мы вчетвером загрузились в «фольксваген», на котором за пятнадцать минут доехали до банка. Там мы внесли деньги на счёт продавца, получив от банка чек с указанием цели платежа, который заодно являлся купчей на имущество. Затем мы вернулись на аэродром. Расстроенный Тимоти уже уехал домой, а ликующий Томас передал все ключи, документы и всё-всё, что у него было для этого самолёта, Джей-Джей. Которая немедленно и занялась им. Её стараниями мы заполучили право аренды ангара, за который мы должны были выкладывать по семьсот экю ежемесячно. Механики брали почасовую оплату, а привлекать их на работу взялась Джей-Джей. В общем, мы обрели крылья. И хотя Джей-Джей хотела двухмоторный «семинол», судя по выражению её лица, она была счастлива.
После покупки самолёта я дал Джей-Джей поручение подготовить его к вылету завтрашним утром. Девушка сказала, что погода неустойчива и гарантировать лётную с утра никто не может, но всё же приняла это к исполнению. Я и сам знал, что гарантий быть не может, но несколько дней неустойчивой, но ещё приличной погоды у нас оставалось. Точнее, неустойчивой непогоды. И одну поездку нам нужно было совершить.
Джей-Джей осталась разбираться с самолётом, а Мария Пилар подкинула меня к Джо, на его стоянку, куда сегодня пришли с колонной машины из ППД.
Теперь оба «перенти» стояли у Джо на площадке, под навесом и накрытые тентами со свесившимися краями. Всё, теперь это транспорт отряда, пусть ещё и формируемого. Сам Джо уже возился с железяками, стоя в кузове одной из машин, что-то измеряя: конструировал базы под наши «спарки» из пулемёта и автоматического гранатомёта. Один из его ребят сидел на корточках у переднего пассажирского места и примерял турель-кронштейн под единый пулемёт — такую, как на «хамви» ставят, но самодельную.
На капотах «перенти» всегда были дополнительные крепления под пулемётные сошки, а лобовое стекло откидывалось вперёд. Поэтому справа от водителей можно было сажать двух стрелков с «печенегами», которые можно будет перекидывать с кронштейна на капот за секунду. Нормально.
У самого офисного трейлера притулилась моя «семисьпятка», грязная по самую крышу после долгой дороги, и я ей обрадовался как родной. Сел в кабину, огляделся, поморщился от запаха табака — перегонщик курящий попался. Ну ничего, выветрится.
Попрощавшись с Джо, я поехал в нашу студию над магазином, наслаждаясь тем, как уверенно и увесисто топчет землю большая «тойота». А уж для грядущего ненастья она вообще в самый раз — всё лучше нормальный закрытый кузов, чем каркасно-брезентовые дверки «илтиса».
Опять полил холодный моросящий дождик, ветер усилился. Я бегом метнулся от машины до крыльца — хотелось скрыться дома от мерзкой погоды. Поднялся по лестнице, вошёл внутрь, стащил с себя плащ-пончо, повесил на вешалку. Хорошо, что у нас во дворе дорожки нормально сделаны и у Джо стоянка засыпана гравием: хоть грязи на обуви не натащил. Подошёл к письменному столу у окна, включил компьютер, извлёк из кармана флэшку, воткнул её в ноутбук. Итак, начнём с леди Анабелл Уилфри.
Как я и предполагал, она не англичанка. Полуитальянка-полуголландка, приёмная дочь некоего владельца торгующей бриллиантами компании из Роттердама. Как она попала в приёмные дочери в возрасте шестнадцати лет? Да ещё и к правоверному еврею? Его фотографии в деле тоже имелись: там всё на месте — и кипа, и борода. Не поздновато ли? И что стало с её настоящими родителями — итальянским аристократом и моделью из Нидерландов? Об этом сведений не было. Частная школа в Швейцарии, затем колледж Святой Троицы в Оксфорде, юридическое образование. Замужество. Муж — один из акционеров крупной английской финансовой корпорации, много вкладывающей в горную промышленность, в частности — в добычу алмазов и драгоценных металлов. Затем — вдова, наследница всего. Фамилия Родман в том мире рядом с её фамилией не упоминается. А в этом — упоминается часто. Есть причина скрывать отношения? Или что?
Больше ничего полезного о ней узнать не удалось. Масса имён, масса названий, но в них ещё разбираться и разбираться, потому что сейчас они для меня ничего не значат. Хорошо. А что у нас насчёт Родмана?
Я вытащил из конверта переданный мне диск со сведениями, полученными от пленных, и взялся читать протоколы его допроса. Как ни обидно, но Родман не сказал самого главного — на кого он работал, занимаясь наркотиками. Не сказал, потому что этого не знал. А если знал бы, то сказал — его допрашивали под воздействием медикаментов: никакой подготовки, как им противостоять, он не проходил и выкладывал всё, что знал. Он вёл дела с неким Томасом Бекенриджем, лондонским адвокатом, который представлял интересы «теневого партнёра». Сам Бекенридж бывал на Нью-Хэвене не слишком часто, жил он в Старом Свете — и Родман даже не был уверен, откуда его «теневой партнёр», который забирал восемьдесят процентов всего заработка: из Старого Света или из Новой Земли. Единственное, что Родман сказал полезного на этот счёт, так это то, что доля Партнёра переводилась на номерной счёт, находившийся в управлении как раз Отдела частных состояний, откуда относительно вежливо выпроводили Светлану. И я не думаю, что Родман врал ещё и по этой причине. Светлана сейчас занимала должность Родмана и пользовалась его правами. Не допустили её к информации — не допустили бы и его. Как там говорил сам Родман в своё время? Ты можешь стать исполнительным директором в компании, но ты никогда не станешь старшим партнёром.