— Запомнили этого усатого, который говорил со мной?
— Разумеется, — кивнул он, обернувшись с переднего сиденья.
— Свяжитесь с руководством — пусть отследят… У вас связь безопасная?
— Конечно. Мы вообще не пользуемся открытыми каналами.
— Можете меня связать с Лопесом? — попросил я. — Это чертовски срочно.
Пабло кивнул:
— Сейчас сделаю.
Он наклонился к приборной панели, где была установлена радиостанция, потыкал кнопки, вызвал коммутатор, попросил переключить его на Jefe, потом протянул тангенту связи мне:
— Jefe.
Мне удалось быстро объяснить Лопесу, о чём идёт речь. Он пообещал немедленно дать команду проконтролировать приезд Хоффмана, а заодно объявить боеготовность номер один для нашего спецназа. Что и требовалось.
Мы вылетели из Нью-Рино ровно в восемь ноль-ноль. Самолёт был заправлен, мотор запущен, а вот Хоффмана в салоне не было. Рупь за сто даю — остался Хоффман в Нью-Рино попутно порешать все остальные свои дела, к огромной нашей радости. Какая бы у него ни была охрана, но проехать на аэродром по пустынной загородной дороге он не сможет никогда. План операции уже готов, определены люди, позиции, пути выдвижения и эвакуации. И это также точно, как то, что завтра с утра взойдет солнце, а ночью на небе появится местная луна. И если мы вернёмся сюда после проведения операции, то мы увидим Хоффмана, сидящего в «домашней» тюрьме «семьи Лопес», что нам и требуется. А пока наше дело — закончить то, что мы здесь начали.
Мы уже привычно уложили в хвосте салона наши баулы, дав возможность мальчишке-бортмеханику их закрепить, расселись в кресла и мирно дремали до самого Билокси. Если уж нет возможности отвертеться от «продолжения банкета», то хоть приедем к нему выспавшимися. Полученное вчера золото мы сдали на хранение Лопесу. Он передаст это в ППД. Отдадим кесарю — кесарево, слесарю — слесарево, а финчасти — что ей полагается.
Из полученных в своё время авансом ста тысяч восемьдесят тысяч в пластиковых купюрах были разделены из расчёта «по десять на рыло» и лежали у каждого поближе к телу. Зачем? А на случай, если вдруг что пойдёт не так и понадобится выбираться из заварухи, а десять тысяч экю в этом мире могли помочь выбраться из многих проблем. Или вызвать новые.
А вот имущества у нас сколько было — столько и осталось. Поскольку следующий этап операции проводился совершенно вслепую, ничего особо оригинального с оружием мы придумать не смогли. С поправкой на то, что в основном Дикие острова представляют собой сплошные джунгли, я решил не брать никакого дальнобойного снайперского оружия ввиду очень небольшой вероятности его использования. Зато, наплевав на всю скрытность и прочие правила конспирации, мы с Бонитой взяли бесшумные «вал» с «винторезом», правда, пока тщательно упакованные, так что не опознаешь. Болота — они везде болота, и соваться в них с капризными американскими винтовками, боящимися воды, и тем более грязи, я не стану ни за какие коврижки.
Дмитрий был вооружён своим ПКМ и «сто четвёртым» в качестве запасного оружия, Раулито избавился от своих взрывоопасных рамок, зато имел целый мешок мин МОН-50 — всё от Владимирского, предназначенных для раздачи всему личному составу, если, случись, нам придётся действовать на суше. Вооружён Раулито был тоже «сто четвёртым» из купленных у Толяна, а все четыре брата-штурмовика были со «сто третьими», Игнасио я передал пока свой служебный автомат.
И ещё мы везли с собой четыре одноразовых «Армбурста» — на всякий случай получив их взаймы у Лопеса. И гранат «от пуза».
В общем, будем считать, что подготовились универсально. Хотя бы в порядке самогипноза. Как в анекдоте про этот самый самогипноз: «Я не пукну, я не пукну… пук! Это не я, это не я…» Хотя, если честно, не люблю я таких малопонятных сдвигов в планах. Не люблю, и всё тут. Но, с другой стороны, Светлана тем скудным набором условных фраз не могла объяснить мне, зачем это надо, и, вполне возможно, причины у неё были. Только вот какие?
Хоть под гул самолётного мотора размышлялось хорошо, но всё же бесплодно — по причине недостатка исходных данных. Поэтому минут через тридцать после взлёта я задремал, оставив размышления на будущее. Самолёт преодолел расстояние до Билокси без промежуточных остановок и около пяти часов вечера пошёл на посадку на маленький тамошний аэродром.
Городок Билокси на территории Конфедерации был назван так в честь известного в прошлом курорта, расположенного в штате Миссисипи на берегу Мексиканского залива. Однако местный Билокси отнюдь не был курортом, а скорее напоминал наиболее оживлённый грузовой и рыболовный порт на побережье Конфедерации. Самое главное, что присутствовало в порту Билокси и что делало его меньше всего похожим на курортную марину, заполненную яхтами, был нефтяной терминал, куда принимались танкеры и откуда автоцистерны и наливные баржи разбирали привезённое топливо. Вид у терминала был весьма и весьма некурортным.
Сам город тоже существовал в основном как транспортный узел и перевалочный пункт: особой красотой не блистал, но при этом процветал напропалую.
Самолёт в таком же экспрессивном стиле, как и раньше, зашёл на посадку, решительно бухнулся на полосу, прокатился по ней в отведённое ему место, где нас уже встречал аэродромный транспорт — такая же открытая телега с пластиковыми сиденьями, как и на аэродроме на острове Нью-Хэвен, который в свою очередь отвёз нас к воротам, где ожидал грузовик с двумя рядовыми, прапорщиками-технарями и «стингерами». Впрочем, прапорщики и солдаты были в «партикулярном платье» ещё с момента отбытия из Корпус-Кристи, и об их принадлежности к такой почтенной организации, как Русская Армия, ничто не свидетельствовало. А сейчас мы решили особой конспирацией не заниматься, исходя из того, что если даже кто-то следит за нами, то он и не подумает, что машина, которая нас встречает, загружена этим самым стратегическим грузом.
Мы быстро забросили свои рюкзаки и сумки в крытый кузов М109, который ожидал нас, после чего и сами залезли туда, обсев со всех сторон защитно-зелёный штабель «стингеров». У нас оставалось около пятнадцати-двадцати минут, пока мы не приедем в порт, для того чтобы выяснить у техников подробности того, что они совершили с трофеями. Старший из прапорщиков, хохол Величко, вкратце объяснил это так:
— ПЗРК наводится, захватывает цель, не глючит, не сбоит. Всё на первый взгляд с ним нормально. Проблемы начнутся только после пуска.
— Какого рода проблемы? — уточнил я.
— ГСН потеряет цель, — объяснил Величко. — Причём потеряет с вероятностью в сто процентов. Снаряд пойдёт по прямой или так, как его заклинит, но ни в один летательный аппарат не попадёт никогда, если только тот, конечно, прямо на пути не зависнет.
— Визуально можно обнаружить, что в оружии кто-то покопался? — спросил я о самом важном.
— Даже не визуально не обнаружишь, — уверенно ответил он. — Если только к тестирующим приборам подключать… Но у них таких нет и быть не может.