— Г.П.В.! — объявил водитель, когда автобус остановился. — Г.П.В. Кому в Г.П.В. — выходите!
Бодлеры поднялись, собрали свои вещи и пошли по проходу вперед, но, дойдя до открытой двери, остановились и с сомнением уставились на плоскую пустынную равнину.
Это действительно остановка — осведомилась Вайолет. — Я думала, Г.П.В. — город.
— Он и есть, — отозвался водитель. — Идите прямо к черному расплывчатому пятну на горизонте. Я знаю, выглядит это как… как… не могу вспомнить, каким словом называют, когда зрение выделывает всякие штуки. Но на самом деле это город.
— А нельзя ли подвезти нас поближе? — робко попросила Вайолет. — С нами маленькая девочка, а дорога как будто длинная.
— Я бы с удовольствием. — Водитель добродушно взглянул на Солнышко, — но у Совета Старейшин ужасно строгие правила. Мне полагается высаживать всех пассажиров, приезжающих в Г.П.В., именно тут, иначе меня сурово накажут.
— Что за Совет Старейшин? — поинтересовался Клаус.
— Эй! — раздался голос откуда-то сзади. — Скажи ребятам, пусть скорее выходят. В открытую дверь насекомые залетают!
— Выходите, ребятки, — сказал водитель, и Бодлеры сошли вниз и ступили на плоскую землю Г.П.В. Дверцы захлопнулись, водитель махнул им рукой, автобус отъехал и оставил Бодлеров одних в абсолютно пустынной местности. Они следили, как автобус все уменьшается и уменьшается, а потом повернулись лицом в сторону черного расплывчатого пятна, которое должно было стать их домом.
— Ну вот, теперь вижу, — Клаус прищурил глаза, глядя сквозь очки, — но не могу поверить своим глазам. Дойти туда пешком займет не меньше половины дня.
— Тогда скорее пошли, — поторопила Вайолет и подсадила Солнышко на свой чемодан. — У него есть колесики, — сказала она сестре, — ты будешь сидеть наверху, а я буду тянуть его за собой.
— Сибо! — отозвалась Солнышко, что означало «Ты очень внимательна!».
И Бодлеры пустились в долгий путь к расплывчатому черному пятну на горизонте. Уже после первых нескольких шагов все автобусные неудобства показались им цветочками. «Цветочки» тут не имеют никакого отношения к цветущим кустам и растениям.
Нет, слово это относится к перемене вашего отношения к чему-то после сравнения с чем-то другим. Например, вы попали под дождь и боитесь промокнуть, но, если, завернув а угол, вы увидите стаю злобных псов, то опасность вымокнуть под дождем внезапно покажется вам цветочками по сравнению с тем, что за вами по улице с лаем погонятся собаки, а может быть, и загрызут. Поэтому то когда Бодлеры пустились в долгий путь в сторону Г.П.В., дохлые насекомые, отдавленные пальцы на ногах и ожидание, что на них свалится заснувший сосед, показались им цветочками по сравнению с теми неприятностями, с которыми им сразу же пришлось столкнуться. За неимением других объектов на плоской равнине, на которые можно было дуть ветру, он сосредоточил свои усилия на Вайолет, иными словами, очень скоро таким диким образом растрепал ей длинные волосы, как будто они никогда не знали гребенки. На Клауса, шедшего позади Вайолет, ветер дул не с такой силой, но зато пыль, которой в этой пустынной местности не на что было больше садиться, сосредоточила свои усилия на среднем Бодлере, и скоро он покрылся пылью с головы до пят, как будто уже много лет не принимал душа. Сидевшая на верхушке чемодана Солнышко не подвергалась такому воздействию пыли, но зато за неимением ничего другого в этом безлюдном краю солнце сосредоточило свои усилия на ней, и вскоре она загорела до черноты, как будто провела полгода на побережье, а не пару часов на верхушке чемодана.
Но и по мере приближения к городу он по-прежнему оставался таким же расплывчатым, каким казался издали. Дети подходили все ближе к Г.П.В., и вот уже стали появляться в виду строения различной высоты и длины по сторонам улиц, узких и широких, и Бодлеры увидели высокие и тощие силуэты фонарных столбов и флагштоков, тянущихся к небу. Но все, что они видели — от верхушки самого высокого здания до изгиба самой узкой улочки, все было черным как деготь и словно слегка колебалось — как будто город был нарисован на ткани, которую колыхал ветер. Колебались здания, колебались фонарные столбы, и даже сами улицы чуть-чуть колебались, и вообще такого города Бодлерам еще не приходилось видеть. В нем была загадочность, но в отличие от других загадочных явлений, разгадка его не принесла детям облегчения, когда они добрались до окраины Г.П.В. и поняли, в чем кроется причина зыбкости всех очертаний.
Город был буквально скрыт под стаями ворон. Едва ли не каждый дюйм всего, что имелось в городе, занимала большая черная птица, и все они с подозрением косились на детей, которые топтались на границе города. Вороны восседали на крышах домов, теснились на подоконниках, важно располагались, расставив крылья, на ступенях и тротуарах. Вороны усеивали все деревья от верхних веток до корней, выступающих из покрытой воронами земли. Они собирались большими компаниями на улицах, чтобы потолковать между собой. Вороны облепляли фонарные столбы и флагштоки, отдыхали в водосточных желобах, умещались между столбами оград. А шесть ворон даже взгромоздились все вместе на вывеску с надписью «Ратуша» и стрелкой, указывающей вдоль заполненной воронами улицы. Вороны не издавали пронзительных криков, не каркали, как обычно поступают вороны, не трубили в трубу, чего, собственно, вороны никогда и не делают. И все-таки в городе отнюдь не было тихо. Когда вороны перелетали места на место, в воздухе раздавался шелест крыльев. То одна, то другая ворона снималась с места, как будто ей наскучило, скажем, сидеть на почтовом ящике и она решила, что на круглой дверной ручке ей будет куда интереснее. Иной раз какие-то вороны принимались вдруг махать крыльями, словно они устали жаться друг другу на скамье и им захотелось поразмяться. И тут же остальные начинали ворочаться, пытаясь устроиться поудобнее тех же тесных условиях. Всеми этими перемещениями и объяснялось, почему город издали напоминал дрожащее марево. Но Бодлерам от этого объяснения не стало спокойнее. Они продолжали молча стоять, прижавшись друг к другу и набираясь храбрости, чтобы пройти между всеми этими трепыхающимися черными птицами.
— Я прочел три книги про ворон, — сказал Клаус. — Они совершенно неопасны.
— Да, я знаю, — отозвалась Вайолет. — просто непривычно видеть столько ворон сразу, но волноваться незачем. Это так, цветочки.
— Зимустер, — согласилась Солнышко.
Однако они по-прежнему не двинулись в сторону города, кишащего воронами. Что бы дети ни говорили друг другу — мол, вороны неопасны и волноваться незачем, а также «Зимустер», то есть что-то вроде «Глупо бояться стаи птиц», — все равно Бодлеры чувствовали, что скоро их ждут настоящие ягодки.
Будь я один из Бодлеров, я бы так и простоял на краю города всю оставшуюся жизнь, скуля от страха, и не сделал бы ни шагу по кишащим воронами улицам. Но Бодлерам понадобилось всего несколько минут, чтобы набраться храбрости и двинуться к ратуше по улицам, заполненным бормочущими, шуршащими птицами.
— Оказывается, это не так уж трудно, — произнесла Вайолет, понизив голос, чтобы не потревожить ближайшую ворону. — Это, конечно, уже не совсем цветочки, но все-таки между птицами пройти можно.