— Ты погляди на них! — хихикнул немолодой мужчина с крупными прыщами на подбородке. — У этого крючья вместо рук!
— Я вовсе не из числа уродов, — зарычал крюкастый. — Я просто работаю на Карнавале.
— Ой, простите, — извинился мужчина. — Не в обиду вам будет сказано, приобрели бы лучше парочку искусственных рук, никто бы и не ошибался.
— Невежливо критиковать чью-то наружность в присутствии этого человека, — сурово заметил крюкастый. — А теперь, леди и джентльмены, смотрите на горбуна Хьюго и ужасайтесь — вместо обыкновенной спины у него большой горб, поэтому и вид у него уродский!
— Да, верно, — подтвердил прыщавый. Видно было, что ему все равно над кем — только бы посмеяться. — Ну и урод!
Крюкастый покрутил в воздухе тальятеллой гранде в качестве противного напоминания Бодлерам и их коллегам.
— Хьюго! — рявкнул он. — Надевай пальто!
Под хихиканье зрителей Хьюго вышел к краю сцены и попытался натянуть пальто, которое держал в руках. Обычно люди с необычной фигурой заказывают портному перешить одежду так, чтобы она сидела удобно и улучшала фигуру. Но когда Хьюго стал напяливать на себя пальто, стало ясно, что никакого портного никто не нанимал. Пальто сперва сморщилось на спине из-за горба, потом растянулось, а в конце концов лопнуло, как только Хьюго застегнул пуговицы. За какие-то считанные минуты пальто превратилось в лоскутья. Хьюго покраснел, отошел в глубь сцены и уселся на складной стул, в то время как немногочисленная публика разразилась хохотом.
— Ну, разве не весело? — вскричал крюкастый. — Даже пальто ему не надеть! Вот урод так урод! Но это еще не все, леди и джентльмены! — Пособник Олафа снова потряс тальятеллой гранде, а другим крюком залез себе в карман. С гадкой улыбкой он вытащил оттуда кукурузу и показал публике, подняв высоко вверх. — Вот простой кукурузный початок, — провозгласил он. — Его может съесть любой нормальный человек. Но на Карнавале Калигари нет Шатра Нормальных Людей, а есть Шатер Уродов, и наш новенький урод сейчас покажет, какой он уморительный грязнуля.
Вайолет и Клаус со вздохом вышли на середину сцены, и, думаю, не стоит описывать дальнейшее утомительное зрелище. Вы и сами догадаетесь, что старшим Бодлерам пришлось опять поедать початок кукурузы под хохот небольшой кучки зрителей. А Колетт пришлось извиваться и принимать всякие невообразимые позы. Кевину пришлось писать свое имя и левой и правой рукой по очереди. И под конец Солнышку пришлось-таки рычать и кидаться на публику, хотя по природе своей она отнюдь не была агрессивной и предпочла бы вежливо поздороваться со зрителями. Вы также сумеете вообразить, какова была реакция публики каждый раз, как крюкастый объявлял очередного выступающего и заставлял проделывать все перечисленное. Эти семь-восемь человек хохотали и выкрикивали всякие обидные прозвища и отпускали отвратительные, безвкусные шутки, а одна женщина даже запустила бумажным стаканчиком с прохладительным напитком в Кевина, как будто если у человека одинаково хорошо действует и правая и левая рука, следует перепачкать ему рубашку чем-то липким и мокрым. Но вот чего вам не вообразить, так это всей унизительности участия в подобном представлении. Вы можете подумать, что унижение, подобно езде на велосипеде или разгадыванию зашифрованных посланий, переносить легче после того, как вы испробовали это разок-другой. Над Бодлерами потешались больше, чем разок-другой, однако от этого им не стало легче переносить происходящее в Шатре Уродов. Вайолет помнила, как над ней смеялась и всячески обзывала девчонка по имени Кармелита Спатс, когда Бодлеры учились в Пруфрокской подготовительной школе, но сейчас, когда крюкастый представил ее как уморительную грязнулю, прозвище все равно обидело ее. Клаус не забыл, как оскорбила его Эсме Скволор в доме 667 по Мрачному проспекту, но его все равно бросало в краску, когда зрители хихикали и показывали на него пальцем каждый раз, как он ронял кукурузный початок. А Солнышко помнила все случаи, когда Граф Олаф смеялся над Бодлерами и их несчастьями, но все равно она испытывала смущение и даже тошноту, слыша, как зрители кричат ей вслед «уродский волчонок», когда она выходила вместе с остальными лицедеями из палатки после окончания представления. Бодлеровские сироты, разумеется, знали, что они не двухголовое чудище и не волчонок, но сейчас, сидя со своими товарищами в фургоне, дети испытывали унизительное чувство, будто они и в самом деле именно те уроды, за которых их принимают.
— Не нравится мне здесь, — сказала Вайолет Кевину и Колетт, сидя на одном стуле с братом, пока Хьюго варил горячий шоколад на плите. Вайолет так расстроилась, что чуть не забыла про низкий голос. — Мне не нравится, что на меня глазеют, не нравится, что надо мной смеются. Если кому-то кажется смешным, когда роняют кукурузу, сидели бы дома и роняли кукурузу сами.
— Кивуун! — согласилась Солнышко, забыв, что должна ворчать. Она имела в виду что-то вроде «Я думала, сейчас заплачу, когда те люди называли меня уродом». К счастью, поняли ее только брат с сестрой, так что она себя не выдала.
— Не волнуйтесь, — успокоил Клаус сестер. — Думаю, мы тут надолго не задержимся. Гадальный Шатер сегодня закрыт, потому что Граф Олаф с Мадам Лулу уехали по важному делу.
Среднему Бодлеру не требовалось добавлять, что сейчас самое время пробраться в палатку и выяснить, действительно ли хрустальный шар способен давать ответы на вопросы.
— Что тебе за дело — закрыта палатка Аулу или нет? — спросила Колетт. — Ты урод, а не гадалка.
— И чем вам тут не нравится? — добавил Кевин. — Карнавал Калигари в последнее время не слишком популярен, но ведь уроду податься больше некуда.
— Почему некуда? — удивилась Вайолет. — Люди с равнодействующими руками, Кевин, требуются повсюду: торговцы цветами, регулировщики уличного движения, да мало ли кто.
— Ты правда так думаешь? — спросил Кевин.
— Разумеется, — ответила Вайолет. — То же самое и люди-змеи, и горбуны. Все мы могли бы найти какую-то другую работу, где нас не считали бы уродами.
— Сомневаюсь! — крикнул Хьюго, не отходя от плиты. — Думаю, что двухголового человека повсюду сочтут уродом.
— Наверно, и того тоже, у кого равнодействующие руки, — вздохнул Кевин.
— Попробуем забыть про наши неприятности и сыграем в домино. — Хьюго принес на подносе шесть дымящихся кружек с горячим шоколадом. — Я решил, что обе головы захотят пить по отдельности. — Он улыбнулся. — Тем более что шоколад не совсем обычный. Волчонок Чабо добавила туда немножко корицы.
— Добавила? Чабо? — переспросил Клаус, и Солнышко со скромным видом заворчала.
— Да, — ответил Хьюго. — Сперва я подумал: что хорошего можно ожидать от уродского волчонка? Но оказалось, это очень вкусно.
— Удачная идея, Чабо, — похвалил Клаус и через силу улыбнулся.
Казалось, совсем недавно младшая из Бодлеров и ходить-то еще не умела и умещалась в птичьей клетке, и вот сейчас она уже проявляет собственные вкусы и может сойти за полуволка-получеловека.