Рошер повел бровью в сторону слуги, тот неслышно вышел и прикрыл за собой дверь.
Оба лорда еще стояли друг против друга, я чувствовал, как нарастает напряжение, но лорд Кнебель торопливо наполнил три кубка вином, два сунул им в руки, сам взял третий.
— Милорды, — сказал он с чувством, — вы не всегда, скажем мягко, бывали друзьями.
Лорд Карберидж вскинул бровь.
— А бывали?
Рошер мягко улыбнулся:
— Нет, никогда не бывали. Но достойными противниками — практически всегда. И ценили друг друга. Сейчас же у нас особый случай… Давайте выпьем хотя бы за то, чтобы у нас у всех были такие же достойные и знатные противники… а не всякая мелочь, что поднимается наверх на продаже овечьей шерсти!
Я смотрел с интересом, но, как и ожидал, все лишь подержали кубки, а затем неспешно поставили обратно. Первым вернулся на свое место лорд Кнебель и уселся, откинувшись на спинку кресла, Лаубе отошел к стене и, прислонившись, показал этим, что в разговор не вмешивается, а лорд Карберидж остался стоять.
— Лорд Вольфганг Менпель, — произнес он ровным голосом, — желает установить с вами сотрудничество.
— Вольфганг Менпель? — переспросил Рошер. — Его я даже противником не могу назвать. Он был врагом, им и остается. Зачем он пытается наладить с нами связь?
Карберидж слегка поклонился.
— Для меня он тоже враг, вы это знаете. Но сейчас уникальная ситуация. Умолчу, что на троне сейчас узурпатор, для вас это не новость. Но то, что при дворе резко усиливается влияние никчемного, но слишком быстро набирающего влияние рода Саммерсетов… вам не понравится так же, как и нам.
Рошер нахмурился:
— Извольте пояснить, я чего-то не улавливаю.
— Лилионна, — произнес Карберидж, — дочь Джона Карпентера из Саммерсетов. Об их древности и знатности можете судить по их фамилии! Она сейчас в постели у этого узурпатора. А это значит, этот род плебеев начнет получать должности при дворе, владения, земли, дома в столице…
Кнебель пробормотал:
— Насколько мы можем судить об этом майордоме… гм… он не из тех, кто позволяет собой руководить женщине.
— Не руководить, а влиять! — уточнил Рошер.
— Даже влиять, — ответил Карберидж. — Насколько мне память не изменяет, он именно поэтому мягко убрал леди Розамунду, которую так умело предложили мы, и заменил ее Хорнегильдой…
— А та не будет влиять?
— Он застраховался, отдав кресло рядом с собой королеве турниров. А раз выбирает не он, то и ее желания для него ничего не значат. Это хитрый ход, лорды!
— Но сейчас у него в постели Лилионна, — жестко напомнил Карберидж. — А она весьма послушная дочь. И, несмотря на ее весьма легкомысленный вид, она воспитана в строгих нравах подчинения воле родителей.
Ага, подумал я ехидно, в строгих. Очень уж тонкий слой этих строгих нравов у нас у всех…
Рошер ему так и не предложил сесть, и Карберидж, делая вид, что ему и не хочется, слегка прошелся по комнате, снова взял кубок, постоял у окна и посмотрел на улицу, а я с отвращением полюбовался на его розовую плешь, просвечивающую через редеющие на макушке седые волосы.
— Мы попытаемся свалить род Саммерсетов, — сказал Карберидж, — и сами. Но с вашей помощью это было бы легче. У нас есть сведения о злоупотреблениях рода Саммерсетов, о присвоении значительных сумм, выделенных узурпатором на строительство новых дорог к Тоннелю и расширение старых… даже есть намеки, что в их владениях все еще проводят тайные черные мессы.
Рошер осведомился:
— И почему сразу не идете к узурпатору?
— У нас нет к нему прямого доступа.
— Можно испросить аудиенцию.
— Увы, он прислушается только к тем, кому доверяет. Лорд Джон Карпентер из-за дочери в постели узурпатора слишком силен, чтобы его опрокинуть нам в одиночку. А вот вместе… И тогда сам захватчик потеряет опору… или ее большую часть в обществе. А мы разделим плоды.
— Какие?
Карберидж понизил голос, я едва расслышал:
— Нам кажется, что Его Величество Кейдан потерял доверие лордов в умении управлять королевством. А это значит, мы можем посадить на трон кого-то другого. Кого выберем мы с вами. И кого будем контролировать.
Рошер долго молчал, Карберидж сдержанно улыбнулся, поставил кубок на стол и с легким поклоном вышел за двери.
Лаубе, что все время наблюдал, как гвардеец во дворце, и не шелохнул даже пальцем, сделал крохотный глоток из кубка и проговорил вопросительно:
— И как вам наш гость?
В слово «наш», как я понял, вложил множество оттенков, Рошер наконец поднял на него взгляд, неспешно и со вкусом отпил из кубка, сказал с удовольствием:
— Прекрасный аромат! Просто обожаю вина с нежным запахом и терпким привкусом. И достаточно сладкое, чтобы пить с удовольствием… Так о чем мы говорили?
— О вашей прекрасной коллекции вин, — ответил Кнебель, — я не знаю ей равных.
Я прислушивался некоторое время, но уже и мне даже ясно, что дальше поговорят еще о каких-то пустяках и разойдутся, так как главное уже сказано. Хотя, конечно, это может быть только передышка…
Со стороны запада пахнуло холодом. Я настороженно всматривался в темноту, оттуда между домов, плавно взмахивая крыльями, летит огромная черная полуптица-полурептилия. Когда от освещенного дома на нее упал свет, все равно осталась в тени, а когда пролетела над головами троих гуляк, распевающих песни, ее даже не заметили…
Правда, один вскинул голову, я увидел непонимающие глаза, словно на него пахнуло ветром от крыльев и незнакомым запахом, но позыркал по сторонам и продолжил горланить с дружками песни.
Сердце мое похолодело, я собрался в ком, еще не зная, что делать, чудовище как раз пролетает подо мной, мои лапы оттолкнулись как будто сами по себе, я упал сверху и с силой вонзил зубы в шею, где соединяется с черепом и где самое уязвимое место. Летящая тварь захрипела, крылья взметнулись, но ударили по воздуху слабо. Я сдавил челюсти, хрустнули слабые позвонки. По крыльям пробежал недобрый синеватый цвет, они стали ярче, объемнее, стали видны каждое перышко и каждая шерстинка.
Я выпустил ее из лап и торопливо взлетел обратно на крышу. Тварь ударилась о землю, лапы остервенело скребли землю.
Гуляки оглянулись все разом, я видел их выпученные глаза. Один вскрикнул в ужасе:
— Что… это?
Все крестились, но не убежали, а вытащили ножи и медленно подходили ближе. Я ждал, что тварь, ставши видимой для всех, еще и превратится в человека или в то, кем она была раньше, однако все оставалось и тогда, когда ее, уже мертвую, ухватили за лапы и с криками потащили по улице.
Сердце уже успокоилось, но я продолжал сидеть, как сыч, и старался понять, что же это было. Некая тварь сама по себе или же кто-то из местных колдунов передвигался в своей оригинальной манере по своим делам? Ну, это еще хорошо, я же и для таких сюзерен, и пока он не требует каких-то особых прав, мне нет дела до его ориентации, но… если это засланный к нам чужак?