– А что с ним такое?
– Да он еще совершенно теплый.
– И что?
– Девушка уверяет, что чай они с вашей подружкой не пили, а между тем я дважды заострил внимание на этой детали.
– Да ну, большое дело! – фыркнул Мирослав. – Николь грела чай для себя. Но вместе с Флоранс они его не пили. Странно, конечно, что чайник до сих пор не остыл, но...
– Посмотрите на чашку, – перебил Шведов. – Вернее, на осколки. На них еще виден довольно яркий отпечаток этой жуткой лиловой помады – такой же, как на пластыре.
– И что? Она ведь на наших глазах отпила из этой чашки, – начал злиться Мирослав.
– Конечно, – кивнул Шведов. – Но вся штука в том, что, когда я принес воду в этой чашке, на ней уже был след помады. И она мгновенно это просекла. Поэтому и уронила чашку, сделав вид, что это произошло нечаянно. А между тем, напоминаю, я дважды спрашивал ее, пили ли они с Николь чай...
– Да что в этом криминального? – фыркнул Мирослав. – Вы как-то все странно выворачиваете. Ну, не пили они чаю, не пили, девушка просто выпила воды на кухне – и забыла об этом. Ведь в этой несчастной чашке не было остатков чаю, верно?!
– Не было, – не стал спорить Шведов. – Чашка стояла в мойке – такая, как есть, с этим ужасным отпечатком накрашенных губ. А в раковине валялся пакетик с чаем. Девица выпила чай, небрежно ополоснула чашку, а пакетик поленилась выбросить в мусорное ведро. Судя по всему, эта Флоранс – ужасающая неряха. Недаром же она уселась прямо на грязный, заваленный мусором пол!
– В каком смысле? – насторожился Мирослав, отступая на шаг от Шведова, потому что ему почудилось, будто его новый приятель слегка заговаривается. – Как это – села на пол? Когда?
– Непосредственно после того, как ее подельник устроил тут вот это кораблекрушение. – Шведов широким жестом обвел творившийся вокруг кошмар. – Флоранс в это время попивала на кухне чаек. Потом она пришла, села в угол и подставила свои красивые ручки, чтобы их связали, и сексуальный рот – чтобы его заклеили пластырем. Но не думаю, что она долго просидела: все было сделано незадолго до нашего появления, а это означает, что нас, вернее вас, выслеживали по пути из аэропорта. Так что Флоранс не больно-то утомилась сидеть тут в уголке.
– Да с чего вы взяли?! – вскричал Мирослав.
– Да с того, что у нее юбка сзади вся в грязи! – крикнул в ответ Шведов и похлопал себя по заднице. – Вот на этом самом месте! Значит, она обосновалась в уголке, когда в комнате уже была эта свалка! А также взгляните на подошвы ее босоножек! – Шведов слегка пнул носком башмака обутую в плетеную сандалию ногу Флоранс, и та брезгливо попятилась. – На них тоже осколки и грязь! Она ходила по комнате, когда тут уже был устроен весь этот шурум-бурум! Понятно? Неужели вы еще не поняли, что ее слова – вранье от начала до конца?!
Мирослав потрясенно повернулся к Флоранс, которая все это время опасливо поглядывала то на него, то на Шведова, и замер, не зная, с чего начать. Доводы Шведова звучали убедительно, однако при этом казались ему сущей фантастикой. Ну зачем этой девушке, такой красивой, такой ухоженной, так хорошо одетой, (вернее, хорошо полураздетой) выдумывать какую-то нелепую историю о похищении, предварительно повалявшись на осколках разбитого фарфора?! Конечно, несуразицы в ее объяснениях есть, но это, вероятно, от пережитого потрясения.
И в это мгновение Мирослав и сам пережил немалое потрясение, потому что Флоранс вдруг ринулась вперед, сильно оттолкнув его с пути, ловко увернулась от Шведова и, успев крикнуть на прощание:
– Рутан де мерд! Кю! Ва тан фэр футр! – исчезла за дверью, захлопнув ее.
Ошеломленный Мирослав замер, Шведов очухался быстрей. Он попытался открыть захлопнувшуюся дверь, но, пока справился с замком, грохот каблуков Флоранс по лестнице стих.
– Она сказала, что мы дерьмо, задницы, и она желает нам пойти далеко-далеко, – перевел Мирослав, предвосхитив вопрос Шведова.
– Вот это девка! – почти с восхищением протянул тот. – Соображучая какая! Вряд ли она понимает по-русски лучше, чем я по-французски, но по моим жестам мигом просекла, что я ее заподозрил. И удрала прежде, чем мы ее прижали к стенке! Значит, я все правильно насчет нее угадал!
– Лучше бы вы держали свои догадки при себе, – с тихой яростью проговорил Мирослав.
– Почему?! – с обидой возопил Шведов. – Это же типичная аферистка, а я ее разоблачил!
– Ну и что проку от ваших разоблачений? – выкрикнул Мирослав, не в силах больше сдерживаться. – Они не помогут мне отыскать Николь!
Шведов растерянно заморгал, похоже, только теперь осознав, что «аферистка» Флоранс и впрямь была единственной ниточкой, которая могла бы привести их к исчезнувшей Николь. И в это мгновение зазвонил телефон.
То есть на один вопрос он все-таки ответил: узнал хотя бы, как зовут убитого.
Вениамин лежал на раскладушке на втором этаже станции, в комнате отдыха, и тупо следил за игрой теней на стенке против окна. Во дворе росли огромные тополя, в их листьях запутался ветер, и что он выделывал с этими листьями, как озоровал с ними! У Вени от этого зрелища уже началось мельтешение в глазах, но он все смотрел, смотрел, смотрел... А ведь в кои-то веки выдался перерыв в трудовой деятельности. Казалось бы, спи, как спит в соседней комнате Валентина, которая не любила терять время зря. Нет – Вениамин лежит, таращится в стенку и думает, думает все о том же.