— Ринат, нам направо, к дальним столам.
Он показал рукой. Охранник кивнул, сказал негромко, не опуская оружия от плеча и обводя помещение лучом подствольного фонаря:
— Пошли.
Они снова двинулись всё в такой же «связке». Волнение немного отпустило Дегтярёва. Обезьян или крыс видно не было, а Ринат действовал толково и очень уверенно. Но вскоре сердце снова запрыгало у него в груди. Весь пол лабораторного зала был заляпан кровью. В лужах крови лежали какие-то ошмётки плоти, клочья шерсти. Затем в луч фонаря попал почти полностью обглоданный скелет обезьяны. Ринат выматерился, затем спросил:
— Это что, её другие обезьяны так?
— Наверное, крысы, они ведь тоже разбежались, — соврал Дегтярёв.
— Сколько у вас тут крыс-то было?
— Около сотни.
— Вот чёрт…
Ствол дробовика приподнялся повыше, резиновый затыльник каркасного приклада сильнее вжался в плечо. Ринат занервничал. Крыс он не любил. Но они всё же без потерь преодолели расстояние до стола. Там всё было разгромлено, на столе тоже была кровь, коробка с компакт-дисками была вскрыта, и диски разбросаны по всему полу. Очень много крови, очень. Сколько животных было искусано другими? Всего один труп на полу, значит, остальные уже могли разбежаться по всему городу, понял Дегтярёв.
Нагибаться за дисками не хотелось. У Владимира Сергеевича было ощущение, что стоит ему нагнуться, и откуда-то из темноты мёртвая обезьяна прыгнет ему на спину, вцепится зубами в шею, в затылок. Дегтярёв отогнал эти мысли как глупые, но не нагнулся, а присел у стола на корточки.
Ринат прикрывал ему спину, дышал спокойно, и Дегтярёв подумал, что не следует быть настолько нервным. Он быстро собрал все диски с пола, лежавшие перед ним, но ни на одном из них не было надписи маркером: «Последние наблюдения. Копия», которую он сделал своей собственной рукой. Он огляделся и увидел ещё один диск, выглядывающий из-под тумбы письменного стола. Вот он куда закатился, если это он, конечно. Дегтярёв протянул руку к диску, потянул его пальцами к себе, и в этот момент что-то маленькое высунулось из темноты и вцепилось ему в палец. Он заорал от неожиданности и отдёрнул руку. Маленькая крысиная тушка пронеслась в воздухе, сорвалась с пальца, раздирая зубами плоть, и, ударившись в стену, быстро побежала вдоль неё в темноту. Но побежала тем странным, дёргающимся, переваливающимся аллюром, каким бегали в клетках мёртвые крысы.
Ринат обернулся на крик, водя стволом ружья из стороны в сторону в поисках опасности. Дегтярёв вытащил из кармана носовой платок и уже заматывал себе палец.
— Владимир Сергеевич, что случилось?
— Крыса укусила, — неожиданно спокойным даже для самого себя голосом ответил Дегтярёв и подобрал диск с пола. Он оказался тем самым, из-за которого они и спускались в лабораторию. — Всё, Ринат, пошли наверх, я нашёл то, что нужно. Мне надо себе палец там перевязать.
— Крыса не заразная? — забеспокоился охранник.
— Думаю, что нет, — соврал Дегтярёв.
Они быстро дошли до двери лаборатории, потом также быстро выбрались из подвала. У самого выхода, едва закрыв за собой дверь, они столкнулись с Оверчуком.
— Что там внизу, Владимир Сергеевич? — поинтересовался безопасник.
— Разгром, развал, — мрачно сказал тот.
— Порезались? — Оверчук кивнул на перевязанный платком палец Дегтярёва.
— Да, порезался, — кивнул учёный. — Стекло битое кругом. Я буду у себя в кабинете, и мне очень хотелось бы с вами переговорить, Андрей Васильевич.
— Хорошо, разумеется, — кивнул безопасник.
— Я перемотаю руку, и, если вас не затруднит, минут через пять зайдите ко мне. Там достаточно света от фонарей с улицы, мы сможем разговаривать.
— Хорошо. А пока Минаева отыщу, что-то я давно его не видел. — Оверчук повернулся к охраннику, спросил: — Ринат, не видел?
— Нет, Андрей Васильевич, — помогал тот головой.
— Чёрт, я без рации, — вздохнул Оверчук. — Ну-ка вызови его.
Дегтярёв отдал фонарь Ринату. В окна попадало достаточно света с улицы, а глаза уже привыкли к темноте, и он оставил безопасников в вестибюле, поспешив наверх. Он уже сознавал, что обречён, и как ни странно, это знание сделало его удивительно спокойным.
И ещё Дегтярёву нужно было сделать несколько вещей. Сначала ему нужно было послать сообщение Сергею Крамцову. Это был единственный человек, которому он доверил бы заботу о своей семье. Тем более что у самого Сергея не было ни единой близкой души в этом мире, а сам аспирант стал Владимиру Сергеевичу вполне родным.
Затем он собирался звонить по телефону. Звонить военным, звонить городским властям, звонить куда угодно, лишь бы город спохватился, начал бороться за жизнь. Потому что из стен этого маленького института вырвалась не-жизнь, питающаяся жизнью. А затем надо было найти способ покончить с собой, не дожидаясь, пока ты превратишься в зомби. И это было настоящей проблемой, потому что огнестрельного оружия у Владимира Сергеевича не было, а без него найти способ пробить себе голову проблематично. Зато оружие было у охраны и у Оверчука. Рукоятка пистолета несколько раз за сегодняшнюю ночь высовывалась у того из-под пиджака. Обычно Оверчук так оружием не козырял, скорее всего, даже не носил его с собой, но сегодня прихватил.
В темноте было видно, что в дверях кабинета Биллитона кто-то стоял. Когда Владимир Сергеевич подошёл к двери своего кабинета, человек сделал движение, как будто собираясь пойти в его сторону, но Дегтярёв почти крикнул: «Мне нужно пять минут, потом поговорим, Джим!», затем проскочил в свой кабинет и захлопнул за собой дверь, повернув защёлку под ручкой, чтобы никто не мог войти следом. Быстро подошёл к окну, раскрыл его, выглянул наружу. Ударостойкие стёкла в окне уцелели, разве что наружное треснуло в нескольких местах. Взрыв произошёл слишком близко к стене здания, ударная волна прошла вверх.
Между задней стеной института и забором прохаживался Олег Володько, охраняющий пролом в заборе, закрытый лентой и переносными барьерами. На проезжей части с двух сторон стояли знаки, предупреждающие о препятствии, и горели оранжевые фонари. Действительно, милиция постаралась, но выглядело это всё чем угодно, но вовсе не зоной бедствия. Затем Дегтярёв достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Крамцова. После двух гудков тот ответил, как будто специально ждал звонка:
— Слушаю, Владимир Сергеевич.
— Слушай внимательно, Серёжа, не перебивай меня и не спорь. Хорошо?
— Я слушаю.
— Серёжа, я инфицирован. Поясню: инфицирован укусом, то есть… дальнейшее тебе известно, — говорил он абсолютно спокойным, размеренным тоном, как будто надиктовывал статью. — Не знаю, сколько мне осталось, но я сейчас начну звонить всем, кого знаю и кому смогу дозвониться. Мне уже всё равно, но люди должны знать, что грядёт.
— Владимир Сергеевич…