Перед самой полуночью, когда они с Маратом и Игорем пили чай и смотрели новости по телевизору, к ним зашёл Пасечник и изложил своё видение проблемы. Сказал, что есть возможность перехватить тех, кого они ищут, на подходе к цели их путешествия, рассказал об уголовно-контингентной специфике этой территории. И предложил план некой операции, которая, на взгляд всех присутствующих, вполне имела шансы на успех. И неплохие.
Даже если беглецы не будут пойманы, то Бурко обретёт союзников в областях, которые будут охвачены анархией. Это самый маленький результат, которого можно добиться. Они обдумали предложение вчетвером, и все пришли к выводу, что заняться этим стоит.
Утром следующего дня выехали рано, около семи. Я откровенно не выспался, ночью подменял «фишку», а до этого с Татьяной ещё и трахались на узкой скрипучей кровати, которая имелась в крошечной спаленке второго этажа соседского домика. Поэтому зевал я так, что рисковал вывихнуть челюсть.
Выехали мы вчетвером. Мы с Лёхой в головной машине, моём «Форанере», чуть оторвавшись от остальных до выезда на Ленинградку, за нами Шмель на «Патруле» со свежеобретённым военным прицепом, и замыкающим — Сергеич на трофейном чёрном «крузаке», который смотрелся в этой компании как жених на помойке. Степаныч порывался отправиться с нами, но Шмель-младший его отговорил, и наш главный механик остался возиться с новыми «уазиками», решив устроить им тотальную протяжку и профилактику с учётом имеющихся условий.
Вика и Татьяна, несмотря на достаточную их подготовку, обе были оставлены на даче «тащить фишку». Обосновал я им это решение просто — раз Сергеич, как единственный опытный военный, едет с нами, а без него никак, он организатор, то заменить его на базе могут лишь две относительно опытные девушки, то есть Вика и Татьяна. Объяснение сошло, они с ним согласились.
На самом деле главной причиной того, что я их сегодня не взял, было посещение Хлебниковской базы, населённой, со слов Сергеича, всё больше мутным криминально-торговым элементом. И две хорошенькие девицы с карабинами вызвали бы в этом окружении нездоровое внимание, чреватое рискованными шуточками, ответами, нездоровым ажиотажем вокруг этих ответов и, как венец всего, перестрелкой. Поэтому я твёрдо решил, что сегодня в группе будут только мужики.
Помимо карабина, висевшего в машине под потолком, я прихватил «укорот». Он будет поповоротистей в лабиринтах складов и строений, где дистанций стрельбы больше пятидесяти метров не найдёшь. Впрочем, хотелось бы стрельбы избежать. Нам не стрельба, нам тушёнка нужна.
Почти на подъезде к Ленинградке, когда ехали по асфальтовой двухполоске, я заметил какое-то светлое пятно в прилегающих к шоссе кустах. Притормозил, приказал Лёхе пасти местность, а заодно остановил колонну по радио. Мне почему-то захотелось поинтересоваться, что же там такое, как под руку кто дёрнул.
Передёрнул затвор «укорота», включил прицел, огляделся — никого. И пошёл в сторону кустарника. Подобравшись ближе, заметил следы колёс и поломанные кусты. Явно загнали машину. Ещё через несколько шагов разглядел, что привлекло моё внимание — серебристая «Соната». Возле неё крутился мертвяк, явно пытавшийся попасть внутрь и бестолково тыкавшийся в прочное стекло. Увидев меня, выпрямился и пошёл в мою сторону. Я навёл точку коллиматорного прицела ему в лоб и выстрелил одиночным. Он дёрнулся и повалился в засыпанный павшей листвой лесной дёрн.
— Что там? — послышался голос Лёхи в наушнике.
— Машина брошенная, — ответил я в микрофон. — И мертвяк рядом крутился.
Я осторожно подошёл к машине. Понятно, почему жмурик здесь был — ему пахло. На заднем сиденье автомобиля, кое-как брошенные друг на друга, лежали два трупа с простреленными головами. Хотя стреляли им не только в голову, вся одежда была пропитана кровью. Если бы я сейчас этого мертвяка не завалил и он добрался бы до закуски, то на выходе мы поимели бы суперморфа. Закуски ему тут было завались, в несколько раз бы разожрался.
Открыл дверь машины. Не заперто. Мертвяк мог совершенно случайно за ручку потянуть, и стол накрыт. А запах оттуда серьёзный, я не то что отшатнулся, а отскочил, зажав нос и рот рукой и подумав, что надо бы обзавестись повязками на морду. Со вчерашнего дня валяются явно, успели завонять.
Стволом автомата откинул полу куртки у верхнего трупа. Опа! ПММ в наплечной кобуре. Интересно… Кто это в нынешнее время завалил вооружённого человека, а ствол с него не собрал? Непонятно. Просто вообще непонятно. Второму я заглянуть под куртку не мог, ворочать тела не хотелось, но удалось так же стволом прощупать сбоку. Тоже кобура. И по размеру похоже, что тоже что-то вроде «Макарова». В нагрудном кармане виднелся бумажник, и я его аккуратно вытащил, раскрыл.
Ага. Капитан милиции Хвощов, Центральное следственное. Интересно, чему он тут следовал и как сюда попал? Не с теми ли был, кто к нам в гости пожаловал? Например, искал с целью «задержать», а кто-то с ним искал с целью «завалить». И чтобы потом не возникало разногласий, «завалил» сначала капитана Хвощова с коллегой. Как знать, как знать…
В общем, похоронил я погибших оперов, заблокировав двери «Сонаты» изнутри. Авось не доберутся до них мертвяки, которых тут пока ещё совсем немного. А сам вернулся в машину, и мы поехали дальше, вскоре выбравшись на Ленинградское шоссе. И так, понемногу, добрались было до поворота на Шереметьево, но на развязке валялся перевёрнутый фургон, возле которого гуляла парочка мертвяков, и мы поехали дальше, до Химок. Там развернулись в обратную сторону, планируя уйти в Хлебниково мимо шереметьевских аэропортов, через Лобню, там проезд всегда свободный. По крайней мере, до этого поворота у нас маршрут хорошо разведан, а что сейчас на Дмитровке делается — никому не известно. Да и по Ленинградке шёл уже плотный поток машин. До пробки далеко ещё, но движение очень оживилось, народ валил из Москвы. Давно пора.
К нам, идущим впритык друг к другу в заметно внедорожных автомобилях, с оружием, которое мы давно уже не прятали, приглядывались, пытаясь, видимо, вычислить нашу ведомственную принадлежность. Хотя я про себя, да и не про себя, начал именовать нас «партизанами». А что, вполне подходящее название для наших иррегулярных формирований. Не бандформирование, всё же мы стараемся вести себя хорошо, а самые настоящие партизаны.
Едва мы вывернули на боковую дорожку, ведущую на Международное шоссе, сзади послышался вой сирен. Через поток машин напролом пёр чёрный «Ауди А8», номера с флагами, а за ней вплотную несся чёрный «Геленд» с охраной, тоже сверкая «люстрами».
— Ты гля, похоже, кто из вождей народных на крыло встал? — слегка толкнул меня Лёха, показывая на всё же прорвавшиеся слева от нас автомобили. — В дальние края дёрнул?
— Может, и не вождь, а просто приближённый кто, — пожал я плечами. — Эти номера с флагами кто только не таскает, тот же наш Бурко с такими же флагами катается.
В другое время я с удовольствием бы образовал помеху вождёвской машине, но сейчас было не до шалостей, мы должны были выполнить всё, что запланировали, без проколов и неожиданностей. Не до разборок нам сейчас.