Нас пограничники равнодушно пропустили мимо, и мы пристроились к очереди на въезд в город пятыми по счёту. Перед нами стоял купеческий «лейланд», в кузове которого возвышалась целая гора перетянутых стропами мешков с чем-то мягким. Возле грузовика, выйдя поразмяться в безопасном месте, стояли приказчик из аборигенов и два наёмника-нордлинга с «энфилдами» за спиной. Из Вираца с товаром подкатили, не иначе. Перед ними мне был виден ГАЗ-63 с ящиками в кузове, на которых было клеймо Тверской обувной мануфактуры Климова. Кто стоял впереди, мне видно не было, но возле машины суетились трое пограничников с красными повязками «Патруль» на рукавах и с карабинами на плечах стволами вниз.
— Выспался? — неожиданно спросила меня Лари.
— Нормально, — кивнул я. — А ты как?
— Тоже в порядке, — кивнула она, затем слегка улыбнулась так, что у меня где-то под желудком всё сжалось. — Да ты не удивляйся, я не только в отелях спала, мне много где ночевать приходилось. И на голых камнях в том числе.
А я и не удивлялся. У меня уже появилось стойкое, хоть и не слишком обоснованное ощущение, что за маской взбалмошной красотки кроется кто-то совсем другой. По крайней мере, некто посерьёзней, чем кажется на первый взгляд. Ну и ладно, пусть кроется, красоты от неё всё рано не убывает.
— Как себя чувствуешь? — спросила Лари у колдуньи вполне серьёзным голосом, без обычных подначек. — Тебе поспать бы надо, отдохнуть.
— Да, я бы ещё поспала, — сказала Маша и потянулась, зевнув при этом, после чего смущённо прикрыла рот маленькой ладонью. — Заселимся в гостиницу — и посплю.
Это дело понятное. Хоть мы и дежурили у костра вдвоём с Лари, отправив нашу колдунью спать, но всё же она трижды за ночь подновляла весьма энергоёмкое охранное заклятие. Отдых ей теперь нужен.
Очередь запускали в город быстро, так что минут через десять мы проехали под поднятым шлагбаумом и направились к гостинице «Улар-река», расположенной у самого форта, в которой я однажды останавливался. В ней обычно не было проблем с номерами. Приезжие старались устроиться поближе к рынку, что раскинулся неподалёку от городских пристаней: там было несколько гостиниц. Всё как в Великореченске.
Мы выбрались из машины, я даже сам подхватил рюкзак Маши. Зашли в тесноватый холл бревенчатого домика, где за стойкой стояла дородная тётка с пробивающимися усами и густым голосом. Она без проблем выдала нам два двухместных номера: всё равно других здесь не было. Хоть я сам за них и платил, всё равно озадачился: как же сегодня у нас распределятся постели? Пока они ещё никак ни разу нормально — в мою пользу — не распределились.
Затем мы проводили наверх засыпавшую на ходу Машу, завели её в светлый номер, где я сразу задернул занавески, а Лари быстро уложила колдунью спать. Мы же пошли завтракать в трактир напротив под странным названием «Отставной К. барабанщик», называемый, правда, всё больше «Барабаном». Поди выговори его настоящее название.
В трактире было пустовато, лишь за одним столиком у окна сидели два пехотных штабс-капитана — наверное, командированные из Твери, поглощавшие завтрак в молчании и с завидным аппетитом. Мы тоже заняли столик у окошка, благо все они пустовали, и дождались, пока к нам подошла молодая худенькая женщина из аборигенок с русыми волосами, заплетёнными в многочисленные косички, которая спросила с характерным картавым вирацким акцентом, что мы намерены заказать. Мы мудрить не стали и попросили по глазунье с поджаренным беконом, по кровяной колбаске и по большой кружке чаю с местными ванильными булочками с корицей, стойкий запах которых как раз заполнил весь трактир. Аборигенка мило улыбнулась нам и исчезла за дверью кухни, шурша накрахмаленным передником по шёлковой длинной юбке. Симпатичная.
— Понравилась? — усмехнулась Лари.
— Миленькая, — кивнул я.
— Лучше меня? — подняла она одну бровь, при этом зрачок вытянулся в вертикальную черточку.
— На комплименты напрашиваешься? — ответил я вопросом на вопрос.
— Именно, — ответила она таким тоном, каким говорят со слабоумными и буйными детьми. — У вас, молодой человек, никакого такта нет. Надо их самому говорить, а ты вынуждаешь даму напрашиваться.
— Учту, — вздохнул я.
— Учти, — одобрительно кивнула она. — Что дальше будем делать?
— Пойдём беседовать с лётчиками. Неоткуда было больше летать, чтобы закинуть маяк в Дикое болото, кроме как отсюда. Здесь единственная авиация базируется вёрст на триста в каждую сторону. Есть ещё в Городищах лётное поле, где почтовые самолёты подсаживаются, но далековато и неудобно.
— Дирижаблем ещё можно. Тот и вокруг света облетит, — добавила Лари.
— Над Дурным болотом дирижабль не пройдёт, — отрицательно покачал я головой. — Там надо от испарений уворачиваться, маневренность нужна. Или пройдёт намного выше, что уже без толку. Только отсюда могли взлететь, чтобы маяк для портала скинуть.
— Логично, — согласилась она.
— Ну вот и сходим пообщаемся. Где я сыскной бумагой нашей подавлю, где ты попытайся. Там всё больше мужчины, так что если глазки сделаешь — сработает безотказно. Только вот без этого вот… — Я провёл пальцем нечто вроде вертикальной черточки у себя перед глазом.
— Ну, это я так. Развлекаюсь, — улыбнулась Лари. — А насчёт того, мужчины там или женщины, — у меня на всех действует. У Маши спроси.
— И спрашивать не буду: и так знаю, — вздохнул я. — По себе.
Вскоре подали очень правильно зажаренную глазунью, с жидкими, но прочными глазками и зажаренным до золотистой корочки беконом. Кровянка тоже оказалась хоть куда. Чай был с какими-то местными травами. На границе с Вирацем другого и не получишь — тут только такой пьют. Да и не чай, говорят, это вовсе, а какой-то другой куст, растущий в южных краях, лист которого собирают, сушат, а потом заваривают. Чай настоящий в старом мире остался, куда мы и дорогу давно забыли.
Когда мы уже доедали, в трактир зашли трое егерских унтеров, расселись за столом, скинули пыльные пятнистые куртки, оставшись в серо-зелёных полевых мундирах с тёмно-зелёными петлицами. Заказали какой-то бесконечный список блюд. Видать, с рейда вернулись голодными, только оружие сдали — теперь можно отожраться. А казённые харчи надоели небось.
Они заговорили, и я краем уха уловил, что разговор идёт о банде «Ласок», которая вроде бы откочевала в леса вверх по течению Песчанки. Тогда кто, получается, в нас стрелял перед Бродами? Другая банда? Интересно.
Я встал, подошёл к их столу. Извинился, спросил — не помешаю ли? Один из сидевших, с погонами подпрапорщика, молча указал на табурет рядом с ними. Рассказал, зачем подошёл, чем вызвал удивление. Как выяснилось, в «Ласках» никаких бывших зуавов не числилось, никто из свидетелей о таком не рассказывал. И сведения, что банда шляется северней Пограничного, ближе к реке, были надёжными. Их видели двое местных, пошедших на охоту.
Затем подпрапорщик наморщил лоб, как будто о чём-то задумался, и сказал: