Папа хмыкнул.
– Песню?! – оживилась я. – Да! Я тоже слышала. Необычная такая мелодия, то нарастала, то почти совсем исчезала…
– Точно, – мама вздрогнула, – было в ней что-то такое… чужое… мерзкое…
Папа перестал дуть на руку и вопросительно взглянул на маму:
– Ну знаешь ли, дорогая, я ничего не слышал.
– Еще бы. Ты так храпел, что это вовсе не удивительно, – отрезала она. – И вообще. Ира – наша дочь, мы должны доверять ей.
Я едва могла поверить собственным ушам. Почаще бы так!
– Хорошо, – сдался папа, – что может быть полезней утренней прогулки, раз уж вы так хотите на нее отправиться.
Ура! Мы с Сашкой обменялись быстрыми взглядами. Полдела сделано.
– Только мы пойдем не через калитку. Чтобы Нинель Ивановна нас не увидела. Хорошо? – уточнила я.
Родители неохотно кивнули, и мы двинулись в путь.
– Саша, а ты учишься? – спросила мама, пока мы шли за ним какими-то окольными тропами.
– Нет.
Мама с папой многозначительно переглянулись.
– Сейчас каникулы, – флегматично пояснил белобрысый, и я, не удержавшись, хихикнула, за что тут же получила укоризненный мамин взгляд.
– А вообще, – продолжил Сашка, – конечно, да. Всех тех, кто учится в школе, дядя Эдик отвозит и забирает на своей «Газели». У него дела в соседнем городе.
– И как ты учишься? – не отставала с расспросами мама.
– Нормально, – пожал загорелыми плечами мальчик. – А вы так спрашиваете, словно сами собираетесь меня в жертву принести.
– А причем здесь жертва? – удивилась мама.
– Как это причем: абы кого в жертву богам не приносят, – авторитетно пояснил он. – Нужно, чтобы у жертвы не было душевных и физических изъянов. Например, если двоечник, сразу можно подумать, не дебил ли…
– Постойте! – Я замерла, пораженная внезапной мыслью. – Так Нинель Ивановна меня о школе и здоровье не просто так спрашивала?..
– Глупости, – отмахнулась мама, – все взрослые спрашивают детей о школе и о здоровье.
Саша опять пожал плечами и взглянул на маму, признавая за ней главенство над нашей маленькой экспедицией:
– Идем дальше?
Она вздохнула, кивнула, и мы пошли.
Я плелась позади всех, понурив голову. На душе было очень скверно. «Ничего, поправится», – говорила наша радушная хозяйка, подсовывая мне очередной ароматный, буквально тающий во рту пирожок с вишней. Она откармливала меня как поросенка, которого готовят к рождественскому столу!
– Ира, не отставай! – крикнул мне отец.
Я молча кивнула. В горле стоял противный комок.
Остальные тоже приумолкли. Говорить было не о чем. Тропинка, ведущая к вершине горы, была узкой и круто поднималась вверх, петляя между скалистыми горными выступами. Вокруг нее стелилась низкая колючая трава, вся выгоревшая от солнца, кое-где яркими пятнами пестрели цветы и что-то похожее то ли на мох, то ли на лишайник – ярко-желтые, сиреневые и белые вкрапления. Идти было сложно, несколько раз мы останавливались передохнуть, и Сашка ждал нас, безмолвно стоя на краю тропинки и всем видом торопя продолжать путь. Видно, что подъем давался ему легко – у него даже не сбилось дыхание.
– И как они сюда вообще поднимаются?! – не выдержала мама, имея в виду жителей городка.
– Храм должен находиться высоко в горах, близко к небу, а значит, к богине. Жители гор привыкают к подъемам с детства, так что дойти до святилища без труда могут и дети, и старики, – объяснил Сашка, и мы пошли дальше.
Наконец он остановился.
– Теперь вот по этой терраске – направо. Там будет пещера, – сказал он.
Горы в этих местах были старыми и слоистыми, как пирог с кремом, который печет на Новый год мама. А еще они напоминали пирамидку или огромную лестницу, приспособленную для каких-нибудь великанов.
Вслед за Сашкой мы пошли по терраске – так он назвал одну из ступеней-выступов.
– Прибыли. Нам сюда.
Пока он не указал рукой на вход в пещеру, я упорно не замечала его, так удачно он располагался, скрытый от посторонних глаз огромным поросшим мохом валуном.
Стоя у входа в пещеру, я оглянулась и увидела лежащий в низине город: аккуратненькие игрушечные дома с ярко-оранжевыми крышами, зеленые квадратики садов, прямые линии улиц… Казалось, это крохотная волшебная страна, где живет народец фей – крохотные, примерно с ноготок человечки. Идиллию картины нарушал лишь обращенный на меня сверху взгляд – недобрый, ожидающий… голодный.
Их божество жаждало моей крови, как ребенок сладостей, – так же жадно и неприкрыто-откровенно.
– Сюда? – недоверчиво переспросила мама, заглядывая в полумрак пещеры.
– Сюда, – кивнул Сашка. – Я пойду первым, – и тут же исчез в проеме, напомнившем открытый голодный рот.
Сердце болезненно сжалось. Может, не входить? Может, лучше держаться от этого места подальше?.. Нет, поздно. Все уже скрылись в пещере.
Я судорожно вздохнула и вошла вслед за ними.
Пещера была довольно большой. Первое, что поразило меня, – огромное количество оплывших свечей по всему периметру. Обильные восковые подтеки на стенах свидетельствовали о том, что жгут свечи здесь давно и часто. В воздухе, кстати, витал запах разогретого воска и каких-то незнакомых пряных трав. Я принялась обходить пещеру, завороженно глядя на темные стены, испещренные странными символами и узорами.
– Что это? – спросила мама, видно, не до конца верящая в реальность происходящего.
– Здесь собираются жители города, пока бабушка и ее помощницы находятся в святилище, – Сашка указал в сторону темного угла.
И только подойдя ближе, я обнаружила, что в стене имеется завешенный темной бархатистой тканью проход.
– Туда могут входить только женщины, избранные богиней, – предупредил мальчик.
– Чушь какая! Мы должны это увидеть! – твердо сказал папа и рывком отдернул край портьеры.
Я сделала еще шаг и заглянула за его плечо.
Вход вел во вторую пещеру, гораздо меньше прежней. Центральное место в ней занимал огромный черный камень, положенный перед провалом. У камня стояла большая круглая чаша – кажется, серебряная – и лежали свежесрезанные цветы.
– Что за черт?! – выдохнул папа, входя в святилище.
Мы с мамой шагнули туда вслед за ним, а Сашка остался ждать нас в большой пещере.
Здесь запах пряных трав усилился настолько, что у меня сразу же заболела голова. Я покачнулась. Возможно, сказывалась бессонная ночь. Я медленно подошла к алтарю. Теперь не оставалось никаких сомнений, что замеченный мною камень и был алтарем.