Старейший взял его за руку и пристально рассмотрел ее в свете светолита.
– Благодарю вас, сударь мой, – значительно сказал Старейший. – По какому делу вы пришли?
– Чанг принимает сегодня?
– Да, сударь мой. Надо принять в Братство одного человека. Они проведут обряд, как только пробьет час. Я уверен, что вам будут рады. А каковы будут ваши пожелания насчет вашей гостьи?
– Проводи ее в комнату с камином. Мой разговор с Чанг займет некоторое время. Проследи, чтобы госпожа чувствовала себя уютно, чтобы ей принесли еды и питья, а если захочет, пусть приготовят постель.
– Комнату? – тихо сказал старик. – Или камеру?
– Комнату, – ответил Хуго. – Устрой ее поудобнее. Может, я не скоро вернусь.
Старейший задумчиво рассматривал Иридаль.
– Бьюсь об заклад, она магикус. Конечно, это твоя гостья, Десница, но ты уверен, что к ней не нужно приставить стражу?
– Она не будет использовать свою магию. На чашу весов брошена жизнь, которая для нее дороже ее собственной. Кроме того, – сухо добавил он, – она мой наниматель.
– А, понимаю. – Старейший кивнул и поклонился Иридаль со старомодным изяществом придворного короля Стефана.
– Я сам провожу госпожу в ее комнату, – учтиво сказал старик. – Мне не так часто выпадает такая приятная обязанность. А вы, Хуго Десница, можете идти. Чанг доложили о вашем прибытии.
Хуго хмыкнул. Это его не удивило. Он выбил из трубки пепел и снова набил ее. Засунув трубку в рот, он бросил на Иридаль пустой, мрачный и бессмысленный взгляд, в котором не было и намека на поддержку. Затем повернулся и ушел во мрак.
Старик поднял своей морщинистой рукой фонарь и извинился, что дойдет впереди, поскольку темно, а лестницы в плохом состоянии и иногда по ним опасно ходить. Иридаль тихо попросила его не беспокоиться.
– Вы давно знакомы с Хуго Десницей? – спросила она, чувствуя, что краснеет и изо всех сил пытаясь сделать вид, что вопрос она задала между прочим.
– Больше двадцати лет, – ответил Старейший. – С тех пор как он пришел к нам долговязым юнцом.
Иридаль это удивило. Ей было любопытно, что же это за Братство такое, которое правит всем островом. А Хуго был одним из Братства, причем его явно уважали. Удивительное дело для человека, который отказался от своего пути и добровольно отрекся от мира.
– Вы говорили, что обучали его какому-то мастерству, – сказала она. – А чему вы его учили? – Судя по добродушному и ласковому виду старика, это могла быть музыка.
– Искусству владения ножом, госпожа. Ах, я никогда не видел человека, который владел бы клинком, как Хуго Десница! Я был хорош в этом, но он превзошел меня. Однажды он заколол человека, который сидел рядом с ним в харчевне. Он проделал эту работу так чисто, что этот человек даже не пошевелился и не вскрикнул. Никто не знал, что он мертв, пока на следующее утро его не обнаружили сидящим на том же самом месте, холодным, как стенка. Вся штука в том, что надо знать нужную точку, провести лезвие между ребрами прямо в сердце так, чтобы жертва не успела понять, что ее закололи. Ну, вот мы и пришли, миледи. Хорошая уютная комнатка с прекрасно растопленным камином и кроватью, ежели вам заблагорассудится немного соснуть. Какое вино вам подать к трапезе – красное или белое?
Хуго медленно шел по коридорам крепости, наслаждаясь возвращением в привычную обстановку. Ничто не изменилось – кроме него самого. Потому он и не возвращался, хотя и знал, что его примут с радостью. Его не поняли бы, а он не смог бы объяснить. Кирские монахи тоже не поняли его. Но они и не спрашивали.
Многие члены Братства возвращались сюда, чтобы умереть. Некоторые старики, вроде Старейшего, возвращались сюда, чтобы провести остаток своих дней среди тех, кого считали своей семьей – семьей более крепкой и преданной, чем большинство прочих семейств. Остальные, помоложе, возвращались, чтобы залечить раны – издержки профессии – или умереть от них. В большинстве случаев пациенты выздоравливали. Братство, долго имея дело со смертью, накопило изрядные знания в области обработки ран, нанесенных кинжалами, мечами и стрелами, драконьими зубами и когтями, а также изобрело противоядия от некоторых ядов. Маги Братства были искусны в снятии заклятий, наложенных другими магикусами, снятии чар с проклятых колец, во всякой работе такого рода. Хуго Десница, общаясь с Кирскими монахами, которые всегда имели дело с мертвыми и маги которых создали заклятья против заразы [51] , кое-что у них перенял.
«Я мог бы прийти сюда, – размышлял Хуго, попыхивая трубкой, и с ностальгичестким любопытством разглядывая темные сумрачные коридоры. – Но что бы я им сказал? Что я умираю не от смертельной раны, а от бессмертной?»
Он покачал головой и прибавил шагу. Чанг, как всегда, будет задавать вопросы, вот только теперь Хуго мало на что мог ответить. Но, поскольку он тут по делу, Чанг не станет давить на него. Как и тогда, когда он пришел сюда впервые.
Он поднялся по винтовой лестнице в пустой темный коридор. По обеим его сторонам шли закрытые двери. Одна, в конце, была открыта. Оттуда в коридор проникал свет. Хуго пошел на свет, постоял на пороге, чтобы глаза освоились после темноты.
Внутри находились трое. Двое, мужчина и юноша лет девятнадцати, не были ему знакомы. Третьего, вернее, третью, Хуго прекрасно знал. Она повернулась ему навстречу, не поднимаясь из-за стола, только слегка склонила голову, глядя на него острыми раскосыми глазами, которые видели все, но в них самих не было видно ничего.
– Входи, – сказала она. – Приветствую тебя. Хуго вытряхнул пепел из трубки в коридор и засунул ее в карман своего кожаного жилета.
– Привет тебе, Чанг [52] , – сказал он и вошел в комнату. Он встал перед ней и низко поклонился.
– Привет тебе, Хуго Десница. – Она протянула ему руку.
Он взял ее и поднес к губам. Это позабавило Чанг.
– И ты целуешь эту старую сморщенную клешню?
– Это честь для меня, Чанг, – тепло и искренне сказал Хуго.
Женщина улыбнулась ему. Она была одной из старейших жителей Ариануса, поскольку была эльфийкой и считалась долгожительницей даже среди собственного народа. Лицо ее представляло собой путаницу морщин, кожа туго обтягивала скулы и тонкий крючковатый нос, белый, как слоновая кость. По эльфийскому обычаю она подкрашивала губы, и они изгибались меж морщин маленьким кровавым ручейком. Голова ее была совершенно лысой – волосы ее выпали давным-давно, однако ее гладкий череп был прекрасной формы. Она прекрасно сознавала, как устрашающ взгляд ее ярких глаз, темных на белом как кость лице.