Гален поднял голову и посмотрел на Ансала.
Молодой кузнец боролся с нарастающей паникой.
«Успокойся! — яростно велел он себе. — Надо всего лишь потерпеть несколько минут. Нет причины паниковать!»
В толпе на лицах людей шевелились маски, бросая на него беглые взгляды. Маски смеялись, плакали, что-то мрачно бормотали, но Гален не понимал ни слова в путанице их голосов.
— Первосвященница, папа? — Беркита пришла в восторг. — Здесь? Ты уверен?
На лице Ансала было написано благоговение.
— Я видел в Кат-Драконисе гобелены, на которых была изображена первосвященница. На ней была мантия с точно такой же отделкой. Да, думаю, это она, дочка.
— Гален? — снова окликнула Хилна, озабоченно наморщив лоб. — В чем дело?
Гален покачал головой. У него сводило живот, он едва держался на ногах, а в придачу вокруг раздавались шепотки, от которых кружилась голова. Потом раздался громкий голос, заставивший его поднять голову.
— Добрые люди Бенина и всей Драконьей Глуши! Я несу вам милость и благоволение Васски. Глаз его видит вас, мощь его хранит вас. Он послал меня, первосвященницу Эдану, лично принести вам его благословение.
Толпа разразилась громовым ревом восторга и благодарности.
— Ура! — закричал Ансал.
Беркита затрясла Галена за плечи.
— Не может быть! Сама Эдана! Как я хочу ее рассмотреть! Я же ничего отсюда не вижу!
— Держи меня крепче, Ансал, — сказала Хилна, глаза ее наполнились слезами. — Не думала я, что доживу до такого! Сам Голос Васски в нашем городке! Почему она явилась сюда?
— За тобой! — Маски на лицах людей зашевелились. Какофония превратилась в стройный хор: — Она пришла за тобой, Гален! Она пришла за тобой!
Гален побелел.
— Я... мне что-то нехорошо... Лучше я вернусь в мастерскую... Мне надо прилечь.
— Ладно тебе, Гален. — Беркита посмотрела на него со странной смесью тревоги и раздражения. — Вот закончится Благословение...
Эдана, стоявшая наверху широкой лестницы Кат-Дракониса, быстро подняла руки, успокаивая толпу.
— Вы выражаете мне свое почтение. Надеюсь, я оказываю вам такое же почтение — во имя Васски.
Эдана откинула атласный капюшон, его пурпурная изнанка сверкнула на утреннем солнце. Отливавшие сталью седые волосы первосвященницы были коротко подстрижены, как и полагалось ей по сану. Даже издалека можно было увидеть, как пристально смотрят ее глубоко посаженные глаза. Несмотря на просторную мантию, Эдана казалась невысокой и тонкой, но ее звучный голос разносился по всей площади:
— С давних пор все мы собираемся каждую осень, чтобы поблагодарить Васску за его благоволение к нам, его детям, — за благоволение к Пир. В наших рассказах и песнях поминаются темные дни правления людей. Смерть тогда носилась по всей земле, рушились башни. Реки текли кровью, кровь переполняла даже моря. Так повествуют печальные песни и истории. Но с тех пор мы узнали другие песни: песни мира и спокойствия, веры и закона. Мы поем о драконе, чье огненное дыхание выплавило новую надежду. Мы поем о создании, чье пламя зажгло новую веру и новую надежду для людей полной опасностей, разобщенной земли! Мы поем о великолепном создании, чьи раскинутые в небе крылья удерживают зло, скрывающееся за Проклятыми горами! Его дыхание испепеляет врага, прячущегося в пещерах Кагун-Фела! Его когти крушат орды в Долинах отчаяния! Это его песни мы поем на сегодняшнем Празднике.
Толпа вновь разразилась приветственными криками.
— Нет, сейчас! Мне надо уйти сейчас же! — умоляюще сказал Гален.
— Но ведь тут стражи! Держись, Гален, — озабоченно сказала Беркита, сжимая его руки, — всего несколько минут, а потом...
— Вы — часть Пир Васски, — торжественно произнесла Эдана, — и Васска смотрит на вас во время этого Избрания. Мы начинаем!
Эдана повернулась к одному из стоявших за ней помощников, тоже облаченных в мантии. Гален рассеянно отметил, что отделка этих мантий не похожа на отделку мантий, которые он видел прежде, — помощники первосвященницы были аботами. Голова кузнеца пульсировала от боли, в его мозгу шумел неумолчный хор голосов, но он отчаянно цеплялся за одну спасительную мысль: еще несколько минут, и все будет позади.
Абот опустился на колени перед большим сундуком, открыл его и быстро достал оттуда длинный посох. Резьба посоха стерлась от времени и почернела от пота державших его бесчисленных рук. Навершье было выполнено в виде пяти когтей, удерживающих нечто вроде тусклого хрустального шара. Галену показалось: внутри шара вспыхнуло что-то желтовато-зеленое, но он не был уверен, не примерещилось ли ему.
Хотя Гален никогда раньше не видел подобной штуки, он сразу узнал драконий посох. У всех драконьих посохов на верхушке был камень под названием «Око Васски»; говорили, будто он различает, что в душе человека истинно, а что ложно. То был главный атрибут Избрания.
Все еще стоя на коленях, абот протянул посох Эдане. Она подхватила его так, словно он ничего не весил, и повернулась к толпе.
— Васска призывает Избранников! Металлический звук разнесся по площади, когда Эдана ударила посохом по каменным ступеням.
— Он приказывает вам выйти, как только на вас обратится его Око. Вступите в мир Васски, Избранники!
В наступившей тишине на дальней стороне площади кто-то закричал.
— Да будет благословен мир Васски! — крикнула Эдана, указывая направо.
Толпа, словно один человек, повернулась туда, откуда раздался крик, потом снова взорвалась приветствиями. Люди подняли над головами продолжавшую вопить женщину. Гален не узнал ее — должно быть, она была из дальних поселений вверх по реке Уэтрил. Все еще восторженно крича, толпа передала корчащуюся женщину монахам, стоявшим рядом с западной стеной Кат-Дракониса.
Многоголосый крик еще не смолк, когда в середине толпы раздался еще один пронзительный вопль.
Эдана указала на завопившего человека и провозгласила:
— Да будет благословен мир Васски!
Народ на площади вновь разразился ревом, и люди вытолкнули избранника вверх. Гален не сразу узнал Хагтана Харна, немолодого человека, всю жизнь проработавшего на рыбацких лодках. Весь город знал, что в последнее время он ведет себя странно. Его Избрание станет благословением для его семьи — им больше не придется заботиться о нем и стыдиться его дурацких выходок.
Внезапно Гален понял, что болтающие в его голове голоса смолкли. Он огляделся. Маски, резьба, кованые украшения — все они теперь молчали и не шевелились. К небу вновь устремились восторженные вопли, но Гален больше не прислушивался к ним. Он вдруг понял, что все будет в порядке. Голоса смолкли. Ему нечего бояться Избрания. Все эти годы он скрывался от самой простой и безобидной церемонии и теперь чувствовал себя глупцом — давно уже пора было избавиться от детских страхов!