Двое обсуждали его так, словно бы его и вовсе не было здесь, словно он был неразумным зверенышем или камнем на дороге. Они спокойно оглядели тела его родителей, и ни на лицах их, ни в их тоне не было сострадания. Они не были жестоки – были только спокойны, словно давно привыкли к убийствам и зрелищам смерти. Один из них нагнулся и, вытащив Альфреда из кустарника, поставил его на ноги. Потом его подвели к телам убитых.
– Смотри, – сказал тот, кто поднял Альфреда, держа мальчика за затылок – так, чтобы он не смог отвернуться. – Смотри и запомни. Твоих отца и мать убили не сноги. Их убили те, кто бросил нас в эту тюрьму и оставил здесь на верную смерть. Кто они, мальчик? Ты знаешь?
Жесткие пальцы мужчины впились в шею мальчика, принуждая его к ответу.
– Сартаны, – услышал Альфред свой собственный голос и тут осознал, что он и есть сартан и что он только что убил тех, кто подарил ему жизнь.
– Повтори! – приказал ему мужчина.
– Сартаны! – крикнул Альфред и заплакал.
– Верно. Никогда не забывай этого, мальчик. Никогда не забывай.
Эпло падал во тьму, проклиная все и вся, борясь (но с кем? с чем?), пытаясь снова вернуться в реальность, прийти в себя. Его мозг взбунтовался и теперь увлекал его в бездну с неведомой Эпло целью – да и была ли цель? Он увидел свет – всего на миг, и свет этот все удалялся от него, он всем своим существом устремился вперед, к этой единственной искорке…
И достиг ее.
Ощущение падения прекратилось – ушли все странные ощущения, и чувство глубочайшего покоя наполнило все его существо. Он лежал на спине; ему казалось – он только что очнулся от долгого сна, несущего отдохновение, от сна, озаренного бесконечной вереницей чудесных видений. Он не торопился вставать – лежал тихо, наслаждаясь балансированием на грани сна и яви, прислушиваясь к тихой чарующей музыке, звучащей в его душе. Наконец решив, что пришло окончательное пробуждение, он открыл глаза.
Он лежал в склепе. Сперва понимание этого ошеломило его – но страха не было; было такое чувство, словно он знал, где находится, но забыл это, а теперь, когда вспомнил, все будет хорошо. Он ощущал восторг ожидания, предвкушения чего-то светлого, радостного. То, чего он долго ждал, должно было случиться сейчас, мгновение спустя. Он подумал было о том, как выберется из своего саркофага, но в тот же миг разум подсказал ему ответ. Саркофаг откроется по его повелению.
Эпло оглядел себя и с удивлением заметил, что одет как-то странно – в длинное белое облачение; к тому же он с ужасом заметил, что руны, вытатуированные на его руках, бесследно исчезли! А с ними исчезла и его магия. Он был беспомощен – беспомощен, как какой-нибудь менш!
Но в тот же миг к нему пришло осознание – и он едва не рассмеялся над собственной глупостью, – что он вовсе не был бессильным и беспомощным. Он по-прежнему обладал магией, только магия эта была не вовне, а внутри – в нем самом. Он поднял руку и начал внимательно рассматривать ее. Рука была узкой и тонкой; длинные пальцы очертили в воздухе руну – он пропел руну воздуху, и его хрустальный саркофаг открылся.
Эпло сел, перебросил ноги через край саркофага и легко спрыгнул на пол, но тут ощутил непривычную нежданную усталость. Обернувшись, он взглянул на свое отражение в зеркально-гладком хрустале…
И отступил на шаг, потрясенный. Он смотрел на свое собственное отражение, но видел не свое лицо. Лицо Альфреда.
Он был Альфредом!
Эпло отшатнулся, чувствуя, что его мутит от открывшейся ему истины. Разумеется, это объясняло отсутствие рунной татуировки на его коже. Магия сартанов была магией внутренней, действовавшей изнутри вовне; с патринами же дело обстояло как раз наоборот.
Эпло растерянно перевел взгляд со своей хрустальной гробницы на соседнюю. В ней лежала женщина – молодая, чарующе-красивая, и лицо ее было спокойным, преисполненным отдохновения. Эпло смотрел на женщину и чувствовал, как в душе его поднимается теплая волна, и понимал, что любит ее, сознавал, что любит ее уже давно. Он подошел к ее саркофагу и положил ладони на полированный хрусталь. Нежно, ласково смотрел он на нее и касался пальцами льдистого хрусталя, повторяя очертания ее лица.
– Анна… – прошептал он.
Холод пронизал все существо Эпло, сжал сердце. Женщина не дышала. Он ясно видел это сквозь крышку ее ледяного гроба, который должен был быть вовсе не гробом – коконом, местом отдохновения и сна до той поры, пока не придет время для них пробудиться и вершить…
Но она не дышала!
Магия замедляла жизнь в теле – Эпло помнил это и с отчаянной надеждой неотрывно смотрел на женщину, моля о том, чтобы хоть раз шевельнулась ткань на ее груди, чтобы хоть раз дрогнули ресницы. Он ждал, не отрывая взгляда от женщины, прижав ладони к стеклу – ждал долгие, бесконечные часы, покуда силы не оставили его и он не сполз на пол.
И, простертый на полу, он снова поднял руку и посмотрел на нее, заметив то, что прежде не замечал. Узкая тонкая рука была… старческой. Кожу изрезали тонкие морщинки, жгутами выступали под ней синие вены. С трудом поднявшись на ноги, он снова взглянул в хрустальное зеркало.
– Я – старик, – прошептал он, касаясь гладкой поверхности, словно пытался ощутить под пальцами свое отражение. Когда он погружался в сон, лицо его сияло светом молодости и силы – вся жизнь, вся вечность была у него впереди. Теперь кожа стала дряблой, черты расплылись, голова облысела – только около ушей торчали жалкие клочки седых волос.
– Я – старик, – повторил он, чувствуя, как цепенящий ужас охватывает его, запускает щупальца в самое сердце. – Я старик! Я состарился! А сартану нужно слишком много лет, чтобы состариться! Но… нет, не она! Она не постарела…
Он снова вгляделся в лицо той, что была заключена в хрустальном склепе. Нет, она была не старше, чем тогда, когда он видел ее в последний раз. А это значило, что она не состарилась. Это значило, что она…
– Нет! – крикнул Эпло, вцепившись руками в хрусталь саркофага, словно хотел разбить его; пальцы бессильно скользили по зеркальной глади. – Нет! Она не умерла! Только не это – не так – она не могла умереть – ведь я жив! Я жив – а она… она…
Он отступил на шаг, огляделся – заглянул в другие саркофаги… В каждом, кроме его собственного, было заключено недвижное тело – друзья, сподвижники, братья, сестры… Они должны были пробудиться, вернуться в мир вместе с ним, когда придет время, – вернуться и продолжить начатое дело. Ведь столько нужно было сделать!
Он подбежал к другому саркофагу.
– Айвор! – звал он, колотя по хрустальным стенкам. Но человек в своей ледяной гробнице не шевельнулся, не ответил ему. В отчаянии Эпло метался от одного саркофага к другому, звал, выкрикивал дорогие имена, молил без голоса, чтобы хоть кто-нибудь очнулся – отозвался – был!..
– Нет! Неужели я… один!.. Или… или – нет… Он остановился, пытаясь преодолеть отчаяние; в его душе пробудилась надежда.