По крайней мере, новости дошли до наших родителей, и у них было время прийти в себя и оправиться от потрясения при известии, что мы живы и у нас все в порядке. Мы принялись спорить, к кому домой мы поплывем сначала, но это скоро решилось само собой. Дельфины вернулись с известием, что мы можем найти всех наших родителей на Элмасе
Это нас вполне устраивало. Честно говоря, мы сильно переживали, не зная, как родители нас встретят. Мы, конечно, знали, что они будут счастливы, что мы вернулись, но за слезами и поцелуями мог последовать нагоняй, а то и чего похуже. Ведь, в конце концов, мы нарушили их приказ и сбежали, не думая о том, какие страдания причиним им.
Мы докатились до того, что поделились этими соображениями с Эпло, намекая, что будем очень ему благодарны, если он поможет нам успокоить родителей
Он только усмехнулся и ответил, что он защитил нас от змеев, но с родительским гневом мы будем разбираться сами
Но когда подлодка причалила, люки отмылись и мы увидели наших родителей, которые стояли и ждали нас, то уже не думали о выговорах и наказаниях. Отец подхватил меня на руки и прижал к себе, и впервые в жизни я увидела слезы на его глазах. Тогда я готова была выслушать самый строгий выговор и наслаждаться каждым его словом.
Мы представили Эпло нашим родителям (Дельфины, конечно же, уже рассказали им о том, как Эпло спас нас) Родители были благодарны ему, но было заметно, что они слегка побаиваются этого спокойного, уверенного в се(]е человека с синими рисунками на коже. Они с трудом выдавили из себя слова благодарности. Он улыбнулся и ответил, что мы спасли его от гибели в море и он был счастлив вернуть нам долг. Больше он ничего не сказал, и родители с радостью вернулись к нам.
Следующие минуты были заполнены объятиями и радостными восклицаниями. Родители Девона тоже были здесь и ждали своего сына. Они так же были рады ему, как наши родители нам, но, когда я оказалась в состоянии что-либо замечать, то увидела, что они выглядели печальными даже в тот момент, когда им следовало бы быть вне себя от радости. Король эльфов тоже был тут и приветствовал Девона, но Сабии не было видно
Тут я заметила, что отец Сабии одет в белое – у эльфов это цвет траура. Я осмотрелась и увидела, что все эльфы – а поприветствовать нас пришло много народу, одеты в белое, а такое бывает только тогда, когда умирает кто-то из королевской семьи
У меня заледенело сердце. Наверное, лицо у меня сделалось очень испуганным, потому что папа покачал головой и прижал палец к губам, предупреждая, чтобы я ни о чем не спрашивала.
Элэйк спросила о Сабии. Наши взгляды встретились, и у Элэйк от страха расширились глаза. Мы посмотрели на Девона. Он сиял от радости, и пока что ничего не заметил. Он выскользнул из родительских объятий (померещилось мне или они действительно попытались удержать его?) и подошел к эльфийскому королю.
– Государь, а где Сабия? – спросил Девон. – Она до сих пор сердится на меня за то, что я ударил ее? Я клянусь загладить свою вину! Пожалуйста, пускай она выйдет…
Но тут Единый сорвал пелену с его глаз. Он увидел белые одеяния, увидел горе и опустошенность на лице короля, увидел лепестки белых цветов на волнах Доброго моря.
– Сабия! – вскрикнул Девон и бросился к сверкающему коралловому замку.
Элиасон поймал и удержал его.
Девон отчаянно вырывался, но силы покинули его
– Нет! – рыдал он. – Нет! Я же хотел спасти ее…
– Я знаю, сын мой, я знаю, – сказал Элиасон, поглаживая Девона по голове и утешая, как мог бы утешать своего ребенка. – В этом нет твоей вины. Твои намерения были благородны. Сабия, – при этом имени у короля перехватало дыхание, но он взял себя в руки, – Сабия теперь с Единым. Она покоится в мире. Мы должны утешать себя этим. А теперь, я думаю, родители хотят побыть наедине со своими детьми.
Элиасон с присущей эльфам вежливостью и изящным достоинством, не позволяя себе открыто проявлять свое горе, принял Эпло под свое покровительство. Несчастный король! Как ему, должно быть, одиноко без дочери!
Когда мы пришли в замок, в новую его часть, которая выросла за время нашего отсутствия, мама рассказала мне о случившемся.
– Когда Сабия пришла в себя, она узнала, что Девон исчез. Она поняла, что он пожертвовал собой ради нее и что его смерть будет ужасна. Из-за этого, – сказала мама, вытирая глаза рукавом, – бедная девочка потеряла всякий интерес к жизни. Она отказывалась есть, отказывалась подниматься с кровати. Она только пила воду, да и то лишь тогда, когда отец уговаривал ее и подносил стакан к ее губам. Она ни с кем не хотела разговаривать, лишь лежала и часами напролет смотрела, в окно. Когда она засыпала, ее мучили кошмары. Тогда она так кричала, что было слышно во всем замке.
Потом ей вроде бы стало получше. Она встала с кровати, оделась в то самое платье, которое было на ней в день перед вашим бегством, и напевая бродила по замку. Ее песни были странными и печальными, и всем, кто их слышал, становилось не по себе, но все надеялись, что это признак улучшения. Увы, все было совсем не так.
Той ночью она попросила, чтобы дуэнья принесла ей чего-нибудь поесть. Добрая женщина, которая очень переживала из-за того, что Сабия морит себя голодом, ничего не заподозрила и побежала на кухню. Когда она вернулась, Сабии не было. Перепуганная дуэнья разбудила короля. Они отправились на поиски.
Мама покачала головой. Она не могла говорить, ее душили слезы. В конце концов она снова утерлась рукавом и продолжила.
– Они обнаружили ее тело на той террасе, на которой мы совещались в тот день, когда вы подслушали наш разговор. Сабия выбросилась из окна. Она лежала почти на том же самом месте, где умер эльф-посланец.
На этом я вынуждена прерваться. Слезы не дают мне писать дальше.
Теперь Единый хранит твой сон, Сабия. Твои кошмары закончились.
Мысли о библиотеке сартанов преследовали Альфреда, как привидения из детских сказок. Они тянули к нему свои холодные руки, будили его среди ночи, манили скрюченными пальцами, влекли его к гибели.
– Что за чушь! – говорил себе Альфред и пытался изгнать призрак, посещающий его во сне.
Ночью это срабатывало, но тень не исчезала и при дневном свете. Альфред сидел за завтраком и делал вид, что ест, а на самом деле думал о том, почему Раму проверял именно те разделы. Что же такое в них хранилось, что их так строго охраняли?
«Это любопытство, всего-навсего любопытство, – укорял себя Альфред. – Самах прав. Я слишком долго жил среди меншей. Я как та девочка из историй, которые любила рассказывать кормилица Бэйна: „Ты можешь входить в любую комнату в этом замке, кроме запертой комнаты над лестницей“. И разве глупая девчонка удовлетворится остальными ста двадцатью четырьмя комнатами замка? Нет, она места себе не найдет, пока не заберется в комнату над лестницей.