– Ну, ступай, – сказала она, словно обращаясь к надоедливому ребенку. – Хорошая собака.
Ола с облегчением вздохнула, когда пес наконец убрал голову с ее колена, но ощущение шерсти под рукой оказалось неожиданно приятным. Живое тепло под ее пальцами особенно сильно чувствовалось по сравнению с холодным мрамором скамьи, на которой она сидела. И когда она еще раз погладила пса, он вильнул хвостом, и его ласковые карие глаза потеплели.
Оле внезапно стало жаль пса.
– Тебе одиноко, – сказала она, поглаживая мягкие шелковистые уши. – Наверное, ты скучаешь по своему хозяину-патрину. Правда, у тебя есть Альфред, но он ведь не совсем твой, так ведь? Да, – со вздохом добавила Ола, – он действительно не твой.
Да и не мой. Так почему же я беспокоюсь о нем? Он ничего для меня не значит, не должен значить. – Ола тихонько присела, поглаживая собаку – своего терпеливого и внимательного слушателя, заставившего ее открыться больше, чем ей хотелось бы.
– Я боюсь за него, – прошептала она, и рука, лежавшая на голове пса, вздрогнула. – Ну почему он повел себя так глупо? Почему ему было не оставить все как есть? Почему он не похож на других? Нет, – тихо добавила она, – не похож. Пускай лучше он не будет похож на других.
Обхватив руками голову пса, Ола заглянула в умные, все понимающие собачьи глаза.
– Ты должен предостеречь его. Вели ему забыть все, что он прочел, – оно того не стоит.
– Я вижу, тебе начинает нравиться это животное, – осуждающе сказал Самах.
Ола вскочила и поспешно отдернула руки. Пес недовольно заворчал. С достоинством выпрямившись, она отодвинула пса и попыталась стряхнуть слюни с одежды. «
– Мне жаль его, – сказала она.
– Тебе жаль его хозяина, – возразил Самах.
– Да, это так, – тем же тоном ответила Ола. – Что, это дурно?
Советник мрачно взглянул на жену, затем внезапно расслабился. Он устало покачал головой.
– Нет, жена. Это похвально. Я сам виноват. Я не сдержался…
Ола все еще чувствовала себя обиженной и потому держалась отстранено. Муж холодно поклонился ей и повернулся, чтобы уйти. Ола вдруг заметила, как он устал. Ее захлестнуло чувство вины. Альфред не прав, и не стоит его оправдывать. Самах нес на себе груз бесчисленных проблем. Их народу угрожала опасность, серьезная опасность со стороны змеев-драконов, а теперь еще и это…
– Мне очень жаль, супруг мой, – с раскаянием сказала Ола. – Прости, что я увеличиваю твою ношу, вместо того чтобы помочь нести ее.
Ола подошла к мужу и нежно обняла его. Ей захотелось, чтобы Самах взял ее за руки и не отпускал. Она нуждалась в его силе и хотела поделиться с ним своей.
– Муж мой, – прошептала Ола и прижалась к нему.
Самах отстранился. Он взял ее руки и сухо коснулся губами кончиков пальцев.
– Мне не за что прощать тебя. Ты была права, защищая этого человека. На нас обоих просто сказывается напряжение.
Он выпустил ее руки.
Ола попыталась удержать его, но Самах сделал вид, что не замечает этого.
Ола тихо опустила руки. Обнаружив, что пес жмется к ее ногам, Ола рассеянно почесала его за ухом.
– Напряжение. Да, пожалуй, так. – Она тяжело вздохнула. – Ты сегодня рано ушел из дома. Есть ли какие-нибудь новости о меншах?
– Есть, – Самах окинул взглядом сад, явно избегая смотреть на жену. – Дельфины сообщили, что змеи-драконы восстановили флот меншей. А сами менши собрались и решили плыть сюда. Видимо, они намерены начать войну.
– Не может быть… – начала было Ола.
– Конечно же, они собираются напасть на нас, – нетерпеливо перебил ее Самах. – Это же менши. Их история полна кровопролитий. Разве они когда-нибудь пробовали решать споры иначе, чем мечом?
– Но, возможно, они изменились…
– Их ведет патрин. И с ними змеи-драконы. Ну и каковы же, по-твоему, их намерения?
Ола предпочла не заметить сквозившей в его словах насмешки.
– И что же ты решил?
– У меня есть один план. Я собираюсь обсудить его с Советом, – добавил он, то ли неосознанно, то ли намеренно подчеркнув последнее слово.
Ола вспыхнула, но промолчала. Были времена, когда муж обсуждал свои планы прежде всего с ней. Но это было давно, еще до Разделения.
Ола все старалась понять, что произошло между ними. «Что же я сказала? Что сделала? И что нужно сделать, чтобы все стало по-прежнему?» – ломала она голову.
– На этом же заседании Совета мы должны окончательно решить судьбу твоего «друга», – добавил Самах Опять насмешка. Ола похолодела и невольно притянула к себе собаку.
– Как ты думаешь, что его ждет? – спросила Ола, стараясь казаться безразличной:.
– Решать будет Совет. Я могу только высказать свои пожелания. – Самах повернулся, чтобы уйти.
Ола тронула его за руку. Она почувствовала, как муж вздрогнул и отстранился. Но когда он обернулся, выражение его лица было приветливым и терпеливым. Возможно, ей просто померещилось.
– Что такое?
– С ним не поступят… как с остальными? – содрогнулась Ола.
Глаза Самаха сузились.
– Это будет решать Совет.
– Тогда, давным-давно, мы были не правы, – решительно сказала Ола. – Мы были не правы.
– Не собираешься ли ты выступить прогив меня? Против решения Совета? Или, возможно, ты уже выступила против?
– Что ты имеешь в виду? – спросила Ола, непонимающе глядя на него.
– Не все высланные достигли места назначения. Они могли избежать своей судьбы только в том случае, если знали об этом заранее. А предупредить их мог только кто-то из членов Совета…
Ола напряглась.
– Как ты смеешь…
– У меня нет времени, – резко оборвал ее Самах. – Заседание начинается через час. Я убедительно прошу тебя вернуть эту тварь владельцу и передать Альфреду, чтобы он приготовился к защите. У него, без сомнения, будет возможность высказаться.
Самах покинул сад и направился к зданию Совета. Встревоженная и озадаченная, Ола смотрела ему вслед. Она увидела, как к Самаху присоединился Раму, и они принялись о чем-то серьезно разговаривать.
– Пойдем, – со вздохом сказала она и повела собаку обратно к Альфреду.
Ола решительно вошла в зал Совета. Она была готова сражаться так, как сражалась лишь однажды в жизни. Терять ей было нечего. Самах почти убедил ее в том, что она разделяет вину Альфреда.
«Что удержало меня тогда?» – спрашивала себя Ола. Она знала ответ, но стыдилась признаться себе в этом.
Любовь Самаха. Последняя отчаянная попытка сохранить то, чего на самом деле никогда не было.