Бурый Магистр скатал в трубочку свою писанину, слез с кафедры, с отвращением оглядел нас и пошел восвояси.
Вошла почему-то отсутствовавшая на лекции носатая надзидама: то есть дама-надзирательница. Ее задача — осуществлять наше воспитание, в то время как Магистр прилагает все силы к нашему образованию.
По ее команде мы спустились к доске, выстроились парами и чинно пошли из аудитории. Все по Уставу: подбородок приподнят, хвост опущен и лежит точно на линии заднего шва юбки. Отклонения в сторону недопустимы.
— Двадцать Вторая! — раздался над ухом нервный вскрик надзидамы.
Это я. В Пряжке у нас нет имен, только номера. Так им удобнее. Да и Сильный муж все равно даст жене новое имя. Логично.
— Да, госпожа?
— Посмотри на свою юбку!
А что с моей юбкой? Она великолепно выглядит, конечно, если учитывать те места, где ей пришлось сегодня побывать.
— Ой, госпожа надзидама, я, наверное, спросонья надела ту юбку, в которой вчера работала на грядках, готовя их к зиме. Простите меня, это все новолуние.
Эти Тупые, простите, Сильные — чистые дети. Верят во всякую чушь. Новолуние ее сразило сразу.
— Чтобы в последний раз! — ограничилась надзидама предупреждением. — Опрятность, девочки, и еще раз опрятность.
Мы послушно присели. Ну надо же, уже новолуние. Это значит, пришел месяц десятой луны. Как быстро…
Наше движение возобновилось. Но ненадолго.
Из-за замешкавшейся и чересчур опрятной надзидамы мы опаздывали на завтрак. Сокращая путь, прошли из учебной части в преподавательскую, где на втором этаже были апартаменты Ректора и начальника охраны, на первом — квартиры преподавателей, а в подвале — пансионатская столовая.
Не успели мы спуститься по преподавательской лестнице на один пролет, как надзидама опять вскрикнула, на этот раз куда пронзительнее. Вскрикнула и начала голосить.
На лестничной площадке лицом вниз лежал начальник охраны. Не совсем живой, а если быть точнее, совсем не живой.
Мы дружно присоединились к воплям надзирательницы. В конце концов не каждый день увидишь лежащего на лестнице начальника охраны пансионата, из спины которого торчит штырь. Паршивый кованый штырь, один из тех, что украшают нашу ограду вокруг Корпуса.
На наш дружный вопль прибежала охрана, еще не подозревающая, что лишилась своего начальника. Надзидаму мягко, но решительно оттеснили от тела, нас завернули в дортуар (понимай казарму).
Уроков не будет, ура! Завтрака тоже — Медбрат их всех побери!!!
Когда мы очутились за закрытыми дверями, я ощутила всплеск интереса к себе со стороны всей группы и мрачно сказала:
— И не надейтесь.
— Да мы и не думаем, — заюлила Шестая.
— И не думайте, — отрезала я. — Все равно не умеете. Я его не убивала. И незачем, и стиль не мой.
— Но штырь…
Это Четырнадцатая.
— Что, штырь?
— Штырь из стены.
— Да что вы говорите… А я думала, из спинки кресла старшей надзирательницы…
А это, кстати, неплохая идея. Где в стене торчал этот штырь?
— Ну надо же кого-нибудь подозревать! — надула губы Шестая. — А то скучно…
— Подозревай надзидаму. Или Бурого Магистра. Я быть подозреваемой отказываюсь.
— Магистра нельзя… — разочарованно вздохнула Четырнадцатая. — Он вместе с нами на лекции был. А у надзидамы с начальником роман в разгаре, зачем ей его убивать.
Роман, слова-то какие…
Через пять минут новость потеряла остроту и все лениво расползлись по своим кроватям (лежать на которых в дневное время строжайше запрещено). На самом-то деле нам глубоко плевать, кто убил начальника охраны. Мир от его утраты не перевернется, а нас это происшествие вообще мало затрагивает. Начальником больше, начальником меньше…
— Так кого прислали в этот раз? — забыла про убийство и про все на свете Шестая. — Есть симпатичные?
А мне, как всегда, больше всех надо. Кроме меня, ни одна дура на забор не полезла.
Штыри в стене отсутствовали через раз. Весь гарнизон утыкать можно и всех воспитанниц. Поди разберись, откуда и когда выдернули тот.
С горя я попыталась выдернуть хоть один на память — тщетно. Странно, столько выпало, но зато уж те, что остались, сидят намертво, как зубы в челюсти дракона.
Кстати, узкое глубокое ущелье, которое прорезает Пояс Верности и выход из которого закрывает грудью наша Пряжка, называется Драконова Залежь. А вот раньше оно называлось куда лаконичнее: Лоно. И логичнее, по-моему…
Штыри не поддаются, на след убийцы не выводят.
Это, наверное, все-таки госпожа надзидама.
А что? Предположим, ее достало до печенок, что каждый вечер на нее с размаху падает тяжелая туша. Да не один раз. Какой уж тут оргазм, когда кости трещат. А быть снизу начальник охраны не согласился. Это унижало его мужское самолюбие. Чем не мотив?
Вот она в него штырь и вогнала, когда он ей попался на пути в наш класс. В надежде, что новый начальник охраны будет легче и моложе. А штырь в фартуке держала, выкрутила из стены постепенно, долгими зимними ночами.
Аи да я, как ловко все обосновала!
К сожалению, смерть начальника охраны учебный процесс не остановила.
Мы бездельничали не больше пары уроков, после чего Магистры, собравшись с силами, пережили утрату и занятия возобновились.
А через три дня про убийство никто и не вспоминал, словно для заведения по воспитанию нежных девиц находить на лестницах заколотых людей дело сугубо привычное и даже поднадоевшее.
Так вот, делая вид, что ничего не произошло, мы дотянули и до выходного дня.
В выходной, как обычно, занимались кто чем. Перекраивали форменные юбки, красили волосы ворованными у гарнизонного лекаря зельями, пытались из сапожного крема сделать карандаши для подводки глаз. Ну и прочими важными делами.
Я приняла посильное участие в попытках сказать новое слово в косметике, общими усилиями мы создали дурно воняющую массу, которая охотно липла к чему угодно, но отлепляться решительно отказывалась. Единственно разумное, что можно было с ней сделать, — подарить на день рождения надзидаме второй группы от имени нашей надзидамы.
Тогда бы они друг друга убили насмерть, все-таки какое-то облегчение.
Поскольку краска для волос была, похоже, из той же компании, что и наша подводка для глаз, красить волосы я не стала, а пошла на свежий воздух, на самое высокое разрешенное для воспитанниц место — северную стену крепости.
Странно, но северная стена раза в три выше остальных крепостных стен и в четыре раза толще. Словно плотина, она перекрывает ущелье.