Лекарь, вызванный хозяином праздника, привел Жанну в чувство и прописал полный покой в течение нескольких дней.
Баронесса де Шатонуар увезла Жанну, а легенда о чудесном спасении прекрасной графини принялась распространяться по Риму и окрестностям из ртов в уши.
* * *
Мадам Беатриса была счастлива: вот теперь, наконец-то, она добилась желаемой цели и попала в те круги, о которых грезила. Ведь поток посетителей к лежащей в постели Жанне не прекращался.
Как опытный ювелир, мадам Беатриса сортировала их по размеру и ценности, отсеивая влиятельных и нужных лиц и оставляя на долю прочих безупречно вежливое равнодушие.
Среди посетителей затесался даже плешивый протонотар, неизвестно какими путями узнавший об обмороке Жанны на вечере. Со сдержанной слезой в голосе он заверил Жанну, что уже вручил Его Святейшеству вышитый лик Пресвятой Девы.
Правда долго распространяться даже на эту тему беспощадная баронесса ему не дала. И безжалостно выпроводила протонотара за дверь, дав ему, как только дверь затворилась, исчерпывающую оценку:
– Это в правление папы Сикста, когда семейство Риарио оккупировало все теплые места, он был лицом. Но сейчас, извините, времена другие.
Жанна согласно кивнула.
Баронесса села у ее изголовья и, поправляя подушки, сказала:
– Девочка моя! Появилась прекрасная возможность добраться до Бретани. Один чванливый индюк, сидевший здесь больше года по каким-то загадочным делам королевства Французского, собирается в путь и он от тебя без ума. Подумай…
Жанну насторожили мурлыкающие нотки в голосе баронессы…
* * *
Повинуясь указанию лекаря Жанна отлеживалась в постели после обморока и обдумывала дальнейшие действия.
Две вещи были ей ясны, как божий день.
Вещь первая: ей, Жанне, совсем не хочется ехать в Монпезá, слушать там охи и ахи. Неминуемо застрянешь за всю зиму. Без толку потерянное время.
Вещь вторая: мурлыкающие нотки в голосе баронессы прямо говорят, чем неминуемо придется расплачиваться за путешествие. Не хочется. А предложение заманчивое.
И Жанна стала прикидывать, как же нужно себя вести, чтобы неизвестный пока покровитель держался подальше. В дороге это так сложно…
Есть неплохой способ – падать в обмороки по поводу и без повода.
Но, к сожалению, вечно больная девица утратит в глазах покровителя всякое очарование. Жалко… Если он, действительно, обладает каким-то влиянием при королевском дворе, то можно попытаться использовать его для возвращения конфискованных при отце земель. А там и поднять вопрос, почему она, законная вдова герцога Барруа, не имеет ни доходов, ни земель, достойных ее положения?
Но для этого надо чтобы покровитель сам зависел от нее, Жанны… Интересно, чем?
Какие-то смутные, пока неясные мысли зашевелились в ее голове.
…Госпожа Беатриса вовсю использует сейчас ее, Жанну. Ее образ беглянки из гарема…
И пока она извлекла из этого образа куда больше пользы, чем сама Жанна. Вот если бы точно так же быть немного в тени, пользуясь вниманием к кому-то другому.
Кому? Что может интереснее истории попавшей в арабский плен графини?
Мысли в голове Жанны бежали, обгоняя друг друга.
Опять память стала подбрасывать непрошеные воспоминания. Дом поставщицы девушек в гаремы Бибигюль. Девицы, ожидающие там своей участи. Усадьба шейха. Жаккетта, вся в звенящих цепочках, каждый вечер отправляющаяся в шатер к господину.
А ведь шейх любил эту корову! И не он один… Интересно только, за что? Ведь ни рожи, ни кожи. (Жанна фыркнула.)
Но фыркай – не фыркай… – одернула она себя. – А каким-то непостижимым образом Жаккетта нравится мужчинам.
Вот оно! Ее вполне можно выставить в качестве приманки для покровителя. Помыть, приодеть, накрасить, раздеть… Экзотическая восточная сладость, рахат-лукум. Какое счастье, что из-за фурункула Жаккетту пришлось оставить дома и никто еще не знает о ее существовании!
Представляя, как будет увиваться покровитель за загадочной звездой гарема, спасенной графиней де Монпезá, Жанна вдруг почувствовала себя очень доброй и заботливой.
Вот повезло этой дуре с госпожой! Ни за что, ни про что она, Жанна, введет ее в такое общество, о котором дремучая камеристка и мечтать не могла!
Знатные кавалеры будут толпиться вокруг девицы, которая полжизни провела в коровнике.
Ну как после этого не поразиться собственному благородству?!
Жаккетта упорно не хотела верить в собственное счастье.
И отбрыкивалась от навязываемой роли изо всех сил.
– Да не подхожу я, госпожа Жанна! Не умею я врать! – бубнила она, уставясь в пол.
– Не лги! – шипела Жанна. – Знаю я тебя! Что ты упираешься, как упрямый осел! Тебе и говорить-то почти не придется: стой столбом, да хлопай ресницами! Ты и так большую часть времени только этим и занимаешься!
– Да не могу я, госпожа Жанна, – заныла Жаккетта. – Вот истинный крест, не могу!
– Раз я сказала, что можешь, значит можешь! – окончательно взъярилась Жанна. – И не смей перечить! Будешь делать то, что велю!
Жаккетта, надувшись, замолчала.
На Жанну нахлынул прилив творческого настроения.
Оно медленно обошла кругом шмыгающую носом и роняющую слезы Жаккетту. Осмотрела ее от макушки до пяток и вынесла приговор:
– Неплохо, неплохо… Интерес мужчин к тебе я понять все равно не могу, но кое-что сделать из тебя можно.
Жанна еще раз, уже сознательно, вспомнила дом Бибигюль.
– Давай-ка подкрасим тебе волосы арабской буро-зеленой гадостью… – решила она. – Как называется?
– Хна-а… – всхлипнула Жаккетта.
– Вот-вот. Говорят, они ею даже животы боевых коней красят. Странные представления о красоте!
* * *
Жанна, полная решимости преобразить льющую слезу Жаккетту в блистательную звезду гарема, энергично взялась за абсолютно неизвестное для себя дело.
Она разыскала в запасах Жаккетты (благоразумно припрятавшей в своем мешке массу полезных вещей, купленных еще на базарах Триполи госпожой Фатимой) порошок хны. Залила его кипятком.
А когда краска была готова, безжалостно усадила на табурет ревущую в три ручья камеристку и принялась размашисто мазать ей голову бурой, липкой кашей.
– Не строй из себя сиротку! – рычала Жанна, щедро уснащая хной Жаккетту, себя и пол на несколько шагов вокруг. – Врать она, видите ли, не умеет! А зачем тебе врать?! В гареме была? Была! Хабль аль-Лулу, красавица из красавиц! Помнишь, как твой мерзкий Абдулла меня заставлял коврики ткать? А? Вот и сейчас будешь!