– А ты, волхв, – сказал Таргитай с упреком, – где твоя мудрость? Ладно, отдохнули!
Не дожидаясь ответа, он пошел вдоль коричневой стены, стараясь не задеть гигантов. Мрак и Олег пристыженно держались сзади. Когда Таргитай снова оказался далеко впереди, Мрак сказал потрясенно:
– Это же мой бог – Велес! Подумать только, я говорил с самим Велесом!
– Поговорил и пошел дальше, – сказал Олег, но вид у самого был бледнее бледного. – Но ты заметил еще нечто…
– С Тархом?
– Да. Опять с него как с гуся вода.
– Просто дурням, как говорил Боромир, все как о стенку горох!
– Потому ли? – сказал Олег с сомнением. – Не знаю. Никогда бы не подумал, что дурость может помочь. А тут опять выручила.
– Ну, супротив умного остережешься, а против Таргитая любой мудрец оплошает.
– Не знаю, – ответил Олег тревожно. – Я боюсь всего, чего не понимаю.
Мрак хмыкнул, дальше лез молча. Врет волхв! Боится и того, что понимает. Правда, чего не понимает, того боится больше. Душа трепещет, но ноги идут. Ему, в самом деле, труднее всех. Это он, Мрак, убедил себя, что надо, мол, жить, как набежит, двум смертям не бывать, а одной не миновать, трус умирает тысячу раз, то да се, так что только легкий холодок по спине, когда вот так смерти в глаза, да кровь быстрее по жилам. Таргитаю еще проще: по дурости страха не ведает. Так что Олегу в этом мире хуже всех…
С другой стороны, сказал себе, другого мира у нас все равно нет. Все мы привязаны крепче, чем козы на веревках. Оборвать можно, но только вместе с жизнью.
…Мрак осатанел от сладкого всепроникающего и обволакивающего запаха меда и цветов, его подташнивало, желудок поднялся к горлу. Он плевался на бегу, но слюна вязкая и тягучая, как мед, а от сладости мутилось в голове. А Таргитай перевалил через хрустальный край, взмолился, жадно хватая ртом воздух:
– Ой, кусочек бы!.. Хотя бы кусочек…
– Чего? – гаркнул Мрак, чувствуя, что готов его убить.
– Дерьма, конечно…
– А, – выдохнул Мрак, – и ты. Я бы не только понюхал, но и… Олег, ты бы наколдовал хоть кучку?
– В вирии? – огрызнулся Олег. – Если бы яхонтов попросил, нас бы, может, и не тронули, их тут чем хошь жри, но за такое… Тебе надо было идти, как я, за Тархом. Не знаю, какой он мед ел, но запах за ним… Муравьи падали, будто палкой бил по головам.
Мрак начал замедлять шаг. Олег насторожился: оборотень еще не шатается от усталости, а Мрак не остановится, пока все не распластаются, как жабы под сапогами.
– Кто на этот раз?
– Еще один поверх… Сразу за этой ветвью.
Теперь шел медленнее, сберегая дыхание. Олег вздохнул глубже, ноги гудят. Если завяжется драка – а без нее в этом мире, как видно, не прожить, – то и ноги и руки не помощники. Но и сесть, перевести дух, собраться с силами некогда. Семь дней – не пять лет.
Едва обогнули ветку, в глаза брызнул яркий свет. Блистающий хрустальный край можно достать концом копья. Коричневый ствол Дерева уходил выше, острые и блистающие края сколотой льдины кое-где впились в плоть Дерева, но здесь пролом гораздо шире. К счастью, хрустальный купол ломался, как льдина, – вот грохались на землю куски небосвода, подумал Олег невольно, – хуже, если бы ствол Дерева проникал сквозь небесную твердь, как сквозь глину. Тогда и муравьи не отыскали бы щелочку.
Мрак совсем неспешно поднялся выше. Олег видел, как шея оборотня вытянулась, он пытался заглянуть на третье небо, оставаясь в безопасности.
– Что там?
Мрак помедлил с ответом, голос был хладнокровным:
– А ничо… Люди да кони.
– А боги?
– Ну, разве тут не все боги?
Надо подумать на досуге, подумал Олег, а вслух напомнил:
– Мрак, надо идти дальше.
– Даже не попросив о помощи?
Олег почувствовал страх: Мрак никогда ни у кого не просил помощи.
За хрустальным краем открылся вид на бесконечную блистающую равнину. Вдали за столом из грубо сколоченных бревен пировали двое. Их кони с опущенными поводьями стояли в сторонке, неподвижные, как вырезанные из дерева.
Пирующие выглядели молодыми, крепкими, жилистыми мужчинами. Один с золотыми, как у Таргитая, волосами, с яростным красивым лицом, в вышитой сорочке, на шелковом поясе висит человеческий череп. Второй мельче в кости, черноволосый, быстрый, со странными глазами – большими, полыхающими как два костра. Вокруг обоих воздух поблескивал, словно в огне сгорали мелкие мошки.
Невры выбрались наверх, скользя по хрусталю, подавленные мощью, что явно струилась от богов.
– Поклон тебе, Ярило, – почтительно сказал Мрак тому, у которого висел череп, – и тебе, славный Жароок…
– Мы чтим вас, – добавил Олег торопливо. – Весной в твою честь, Ярило, девки и парни водят хороводы, любятся, украшают ветки лентами, пускают венки по воде… А в твою, Жароок, весной во всех хатах гасят печи, волхвы же добывают чистый огонь…
На них смотрели вяло, без интереса. Ярило тут же припал к ковшу, а Жароок взглянул в упор полыхающими глазищами:
– По-старому?
– Дерево о дерево, – поклялся Олег. – Трут, пока огонь не полыхнет!
– Добро… – одобрил Жароок, но голос такой равнодушный, что у невров мурашки побежали по коже. – Покон надо блюсти… А то в иных племенах завелись хитрецы… или ленивцы? Наловчились облегчать святой труд: бьют камнем о камень…
– Мы блюдем Покон! Скажи, Жароок, ты ведь тоже знаешь о скором конце света?
Жароок смотрел багровыми глазами, но неврам показалось, что глаза вечно молодого бога напоминают больше багровый закат, чем багровый костер.
– А… вы те трое, что примчались охранять Яйцо? Боги, плюйте на них! Я таких дурней не встречал даже среди жаб. Разве что червяки дурнее… Нет, вряд ли…
Таргитай вспыхнул от стыда, Олег потупился. Мрак сказал настойчиво:
– Понятно, мы – смертные. Нам не дано быть умными… Мы сами берем. Не сразу, правда. Вы вон, сильные да могучие, сидите, опустив ухи, как лопухи под дождем, а мы, слабые да неумелые, мир спасаем… Не срамно?
Жароок повернулся к Яриле:
– Чем, по-твоему, можно помочь этим смертным?
Ярило, усталый и равнодушный, буркнул:
– Скажи им.
– Что все бесполезно?