– Войдите, – произнес тихий музыкальный женский голос, спокойный и повелительный.
Гил отступил назад, чтобы не мешать Рашасу войти первым, но сенатор с поклоном жестом приказал ему войти впереди него.
– Мой принц, – произнес он.
Смущенный, но польщенный, Гилтас вошел в комнату. Рашас шел следом.
Сзади закрылась дверь.
У окна спиной к ним стояла женщина.
Комната была восьмиугольной и напоминала беседку. Посредине росло несколько деревьев, их ветви сплетались настоящим зеленым потолком. Гил заметил, что все высокие узкие окна закрыты и занавешены шелковыми портьерами. Юноша подумал, что жильцу, наверное, не по душе свежий воздух.
Две двери – по одной с противоположных сторон комнаты – вели в другие покои из этой главной комнаты.
Вся мебель: и софа, и стол, и стулья – была изящна и удобна.
– Госпожа, – почтительно обратился к женщине Рашас, – к тебе пришел гость.
Какое-то время она все еще стояла к ним спиной, казалось, она окоченела в неподвижности. Потом женщина медленно повернулась.
У Гила вырвался тихий вздох. Никогда в жизни не видел он такой красоты, воплощенной в живом существе. Ее волосы – словно небо в полночь.
В глазах переливались фиолетовые глубины аметистов. Она была грациозна, прекрасна, возвышенна, эфемерна. Но вокруг нее – словно бы разлита глубокая печаль.
Гил ничуть бы не удивился, если б Рашас представил ему эту женщину как Мишакаль, добрую богиню-целительницу. Ему захотелось упасть перед ней на колени в мольбе и почтении.
Но женщина не была богиней.
– Принц мой, позвольте представить тебе Эльхану Звездный Ветер... – начал Рашас.
– Королеву Эльхану Звездный Ветер, – тихо и надменно поправила она.
Ее поза казалась странно вызывающей.
– Королеву Эльхану Звездный Ветер, – с улыбкой повторил за ней Рашас, как если бы он потворствовал капризному ребенку. – А тебе позволь представить Гилтаса, сына Лораланталасы из дома Солостарана... и ее мужа, Танталаса Полуэльфа. – Последние слова Рашас произнес как бы размышляя.
Гил уловил очевидный разрыв в речи Рашаса, разрыв, умышленно разделяющий его мать и отца. Щеки Гила зарделись от смущения и стыда. Он не смел даже взглянуть на стоящую перед ним женщину, такую гордую и высокомерную, которая, должно быть, жалеет и презирает его. Она заговорила, но не с ним, а с Рашасом. Смущение Гила было столь велико, что сначала он даже не понял, о чем говорит эльфийка. Но когда осознал, то поднял голову в немом изумлении.
– ...Танис Полуэльф – один из величайших людей нашего времени. Весь Ансалон его знает и чтит. Каждый народ почитает его, причем включая эльфийский народ, сенатор. Гордые Соламнийские Рыцари почтительно склоняются перед ним. Всеми уважаемая Дочь Крисания из храма Паладайна в Палантасе считает его своим другом. В Торбардине король гномов зовет Таниса Полуэльфа братом...
Рашас кашлянул.
– Да, ваше величество, – сухо сказал он. – Я уже понял, что у Полуэльфа есть друзья и среди кендеров.
– Точно, есть, – холодно отозвалась Эльхана. – И он счастлив, что заслужил их уважение.
– На вкус и цвет... – Губы Рашаса змеились ухмылкой.
Эльхана не стала ему отвечать. Она смотрела на Гила и хмурилась, как будто ей в голову внезапно пришла новая неприятная мысль.
Гил не понимал, что произошло, он был шокирован и очень нервничал.
Услышать такую пылкую хвалу своему отцу из уст самой королевы Квалинести и Сильванести! Его отец – один из величайших людей нашего времени... гордые рыцари склоняются перед ним... король гномов зовет его братом... каждый народ почитает его...
Гил никогда не знал об этом. И никогда не задумывался о подобном.
Он вдруг заметил, что в комнате повисла непроницаемая тишина. Гилу стало ужасно неуютно, и он страстно желал, чтобы кто-нибудь произнес хоть слово. Юноша встревожился.
«Может, это я должен что-то сказать? – в панике подумал Гил, стараясь припомнить материнские уроки о королевских приемах. – Может, это я должен поддержать разговор?»
Эльхана внимательно разглядывала юношу. Прекрасные глаза, устремленные на Гила, смущали и лишали дара речи. Гил хотел было собраться с мыслями и сказать хоть что-то, но обнаружил, что голос не слушается его.
Он переводил взгляд с сенатора на королеву и знал, что происходит что-то не то.
Солнцу нет места в этой комнате, окна занавешены плотными портьерами.
С первого взгляда тени казались свежими и успокаивающими, но сейчас они были угрожающими и страшными, как пелена, падающая на мир перед началом неистовой бури. Воздух словно пропитан предвестием несчастья.
Эльхана первая нарушила затянувшееся молчание. Ее фиолетовые глаза потемнели, став почти черными.
– Так вот, значит, каков твой план? – обратилась она к Рашасу на языке Квалинести, в котором улавливался легкий акцент, выдававший уроженку Сильванести.
– И неплохой план, как тебе кажется? – вопросом на вопрос ответил Рашас. Несмотря на гнев Эльханы, он был спокоен.
– Но он еще мальчишка! – воскликнула Эльхана.
– Но у него будет верный наставник, мудрый канцлер, – парировал Рашас.
– Им, конечно же, станешь ты, – саркастически бросила Эльхана.
– Регента назначает Талас-Энтиа. Я, конечно, буду рад предложить свои услуги.
– Талас-Энтиа! Да, в твоем распоряжении эта свора старых дураков!
Гил чувствовал тошноту, подкатывающуюся к горлу, слышал безумный стук крови в висках. Опять старшие говорят поверх его головы, как будто он что-то вроде тех деревьев, растущих посреди комнаты.
– Ведь он еще не знает, так ведь? – спросила Эльхана. Она с сожалением смотрела на Гила.
– Думаю, что он знает больше, чем хочет показать, – с лукавой улыбкой сказал Рашас. – Он пришел по собственному желанию, и если бы он не хотел, то не был бы здесь сейчас. А теперь, ваше величество, – сарказм открыто сквозил в голосе сенатора, – если ты и принц Гилтас позволите мне, то я займусь неотложными делами. Надо очень-очень много всего сделать перед предстоящей нам завтра церемонией.
Сенатор отвесил поклон, развернулся на каблуках и вышел из комнаты.
За ним тут же захлопнулась дверь.
– Что тут происходит? – Гил был сбит с толку и зол на самого себя.
– О чем шла речь? Я не понимаю...
– Да что ты? – отозвалась Эльхана.
Гил не успел ответить, а Эльхана уже отвернулась от него. Все ее тело напряглось, кулаки сжались, ногти впились в ладони.
Юноша чувствовал себя маленьким ребенком, запертым в детской, в то время как у взрослых вечеринка в гостиной. Он бросился к двери и распахнул ее.