Циан набрал воздуха в свою огромную грудь и дохнул на них. Но из этого выдоха, который должен был стать смертельным, ничего не получилось. Ядовитый воздух вырвался из его пасти бессильным облачком и тут же растаял. При следующем вдохе дыхание заклокотало у Циана в груди. Он чувствовал, что стрелы вонзились в его кишки. Он чувствовал, что они пронзили его легкие. Он чувствовал их жала у самого сердца. Слишком поздно попытался покинуть он поле битвы. Слишком поздно стал искать он спасения от своих мучителей. Его разорванные и бессильно повисшие крылья не могли набрать высоту.
Циан перекувырнулся в воздухе и опрокинулся на спину. Он падал, падал и не мог остановить падения. Стремительно снижаясь, он сообразил – но опять-таки слишком поздно, – что из-за беспомощности своих последних движений оказался в стороне от поля битвы, где мог бы, упав на эльфов сверху, придавить их своим гигантским телом. Теперь он падал на деревья в лесу.
С последним яростным воплем Циан упал на Сильванестийский Лес, деревья которого он терзал и крушил во время Сна. Осины и дубы, кипарисы и пинии стояли подобно воинам. Они уже ждали его и не сломались под огромной тяжестью его тела, а встретили этот удар, как и положено солдатам. Их вершины приняли на пики его чешую, проткнули его плоть, разодрали его конечности, сполна отомстив ему за свои былые страдания.
Сильванеш открыл глаза и увидел, что Мина, оберегая его, стоит рядом. Шатаясь, он поднялся на ноги, голова его кружилась, в глазах было темно, но с каждой минутой ему становилось лучше. Мина неотрывно следила за ходом битвы с драконом. Лицо ее сохраняло бесстрастие, когда она наблюдала за тем, как стрелы, предназначенные для нее, разрывали тело ее врага.
Сильван почти не видел битву. Он мог смотреть на одну Мину и говорить только с ней.
– Ты спасла меня от смерти, – прошептал он; в горле еще саднило от ядовитого дыма. – Я умирал, уже почти умер. Я чувствовал, как моя душа отлетела от тела. Я видел себя распростертым на земле. Видел, как ты поцеловала меня. Теперь я никогда не расстанусь с тобой. До конца своей жизни!
– Это Единый Бог вернул тебя к жизни, Сильванеш, – сказала Мина спокойно. – Тебе еще много предстоит сделать для него.
– Нет, это ты! – настаивал он. – Ты дала мне жизнь! Потому что любишь меня! Моя жизнь теперь принадлежит тебе, Мина. Моя жизнь и мое сердце.
Мина улыбнулась, но продолжала внимательно следить за тем, что происходило в небе.
– Смотри, Сильванеш, – указала она рукой, – в этот день вы одолели своего заклятого врага, Циана Кровавого Губителя, который посадил тебя на трон, ожидая, что ты будешь так же слаб, как был слаб твой дед. Ты доказал, что он ошибался.
– Мы обязаны этой победой тебе, Мина, – взволнованно произнес юноша. – Ты отдала приказ стрелять. Я слышал твой голос в той тьме, которая меня окружала.
– Но мы еще не достигли победы, – сказала Мина, и ее взгляд устремился вдаль, – пока нет. Бой не окончен. Твоим людям все еще грозит опасность. Циан умрет, но щит, который он водрузил над твоей страной, остается.
Сильван едва мог слышать ее голос сквозь раздавшиеся в эту минуту радостные крики эльфов и бешеный рев смертельно раненного дракона. Обняв тонкую талию Мины, он притянул девушку к себе, чтобы лучше слышать ее слова.
– Повтори, пожалуйста, Мина, – сказал он, – то, что ты рассказывала мне раньше про этот щит.
– Я не рассказала ничего, кроме того, о чем прежде поведал тебе Циан Кровавый Губитель, – ответила она. – Он воспользовался страхом эльфов перед остальным миром. Они вообразили, что щит защищает их, но в действительности он их убивал. Магия щита питалась жизненной энергией твоего народа. До тех пор, пока он остается на месте, эльфы будут медленно и мучительно умирать, один за другим. Циан поймал сильванестийцев в ловушку их собственного страха. В то время как эльфы воображали себя полностью защищенными, они на деле приближали свою погибель.
– Коли это так, щит должен быть разрушен, – согласился Сильван. – Только я не уверен, что даже самые сильные из наших магов сумеют одолеть его колоссальную мощь.
– Тебе не нужны маги, Сильван. Ты – внук Лорака Каладона. Ты можешь завершить то, что начал он. У тебя достаточно сил, чтобы свергнуть власть щита. Пойдем со мной. – Мина взяла его за руку. – Я покажу тебе, что ты должен делать.
Сильван с нежностью взял тонкую узкую руку девушки, наклонившись, заглянул в ее глаза и притянул ее к себе. В этих сияющих янтарных глазах он видел свое отражение.
– Ты должен поцеловать меня, – сказала вдруг она и подставила ему губы.
Юношу не пришлось упрашивать. Их губы встретились, и он ощутил ту сладость, по которой так томился.
Неподалеку от них у тела своего дяди стоял Кайрин. Он видел, как упал Сильван. Он знал, что король мертв, потому что никто не смог бы спастись от страшного дыхания дракона. Кайрин горевал о них обоих – и о брате и о своем дяде. Обоих погубил Глокоус. Оба заплатили своей смертью. И Кайрин, стоя на коленях, ждал, когда придет его собственная смерть, ждал, когда всех их погубит дракон.
Но вдруг он с изумлением увидел, что девушка из племени людей подняла голову и встала на ноги. Опять она была сильной, казалось, что яд совсем не подействовал на нее. Она опустила глаза на Сильвана, лежавшего рядом с ней, наклонилась и поцеловала его. Безжизненные губы Сильванеша дрогнули, и король задышал. Кайрин, не веря своим глазам, смотрел, как оживает его брат.
Он видел, как Мина помогла эльфийским лучникам выйти из оцепенения. Он слышал ее голос, выкрикивавший на эльфийском приказ стрелять, видел, как эльфы обрели вновь силы, как стали сражаться против своего великого врага. Он видел, как умирал дракон.
Он смотрел на все это с безграничной радостью, вызвавшей слезы на его глаза, но на сердце у него была тяжесть.
Почему она делает все это? По какой причине? Почему еще вчера она смотрела, как ее армия убивает эльфов, а сегодня действует ради их спасения?
Он видел, как она обняла Сильвана. Кайрину хотелось кинуться к ним и вырвать брата из ее объятий. Ему хотелось встряхнуть Сильвана, привести его в чувство. Но король бы все равно не послушал его.
«Почему так?» – думал Кайрин.
Он сам был в смятении после ужасных событий этого дня. С чего бы кузен стал прислушиваться к его словам, когда в доказательство своей правоты Кайрин мог привести только то смутное чувство, ту тень, что омрачали его сердце каждый раз, когда он глядел на Мину.
Кайрин отвернулся от них. Он наклонился над своим дядей и закрыл ему глаза. Его долг как племянника быть рядом с мертвым.
– Пойдем со мной, Сильван, – позвала его Мина. – Ты должен сделать это ради своего народа.
– Я сделаю это ради тебя, Мина, – прошептал Сильван. Закрыв глаза, он снова прижался губами к ее губам.
Ее поцелуй был медом, но он жалил. Юноша пил эту сладость, содрогаясь от терзавшей его боли. Мина влекла его в темноту, темноту мрачной штормовой тучи. Ее поцелуй отзывался в нем ударом молнии, слепил и бросал на дно глубокой пропасти. Он не мог удержать этого падения. Он падал и падал, его тело билось о камни, кости ломались, все внутренности скручивало от боли. Она была мучительной, эта боль, но она была наслаждением. Он так хотел, чтобы она поскорее кончилась, что мечтал о смерти. Он хотел, чтобы она длилась вечно.