Но Палин тотчас отбросил эту мысль. Другой кендер, возможно, так бы и сделал, но не Тассельхоф, который был, как часто говаривал Карамон, кендером совершенно уникальным. Впрочем, возможно, не таким уж и уникальным он был, и если бы у людей нашлось время приглядеться к его собратьям, они вполне могли бы обнаружить, что кендеры способны на удивительно верную и преданную дружбу. Но если Тас не бродяжил по миру почти сорок лет, то где же он в таком случае был?
Палин внимательно выслушал рассказ рыцаря о появлении Таса из Усыпальницы наутро после страшной штормовой ночи (это обстоятельство Палин счел особенно примечательным), о том, как узнал его Карамон, о последовавшей вскоре смерти старика и о его последних словах, сказанных Герарду.
– Ваш отец был очень расстроен тем, что не видит рядом своего брата Рейстлина, потому что тот обещал ждать его. И вот тогда ваш отец обратился ко мне с тем поручением, о котором я уже говорил, – закончил свой рассказ Герард. – Он попросил меня отвести Тассельхофа к Даламару. Я полагаю, что речь шла о Темном Даламаре, чародее с довольно зловещей репутацией?
– Думаю, да, – уклончиво ответил Палин, не настроенный выдавать свои мысли.
– Согласно Мере, которой мы, рыцари, обязаны следовать, честь обязывает меня выполнить поручение умирающего. Но, поскольку чародей Даламар уже много лет как исчез из мира и никому не известно, где он находится, я не совсем понимаю, что мне следует делать.
– Я этого также не понимаю, – заметил маг. Последние слова отца заинтриговали его, он прекрасно помнил, как твердо отец верил в то, что Рейстлин не оставит своей земной оболочки, пока его брат-близнец не присоединится к нему.
– Мы ведь близнецы с Рейстлином, – говаривал Карамон, – и поэтому ни один из нас не оставит этого мира и не перейдет в следующий без другого. Боги даровали Рейстлину мирное упокоение, но они разбудили его во время Войны с Хаосом, и тогда-то он и сказал мне, что дождется меня.
Рейстлин действительно однажды возвратился из мира мертвых. Он явился в таверну «Последний Приют» и провел там некоторое время с Карамоном. Как раз тогда он, по словам Карамона, и просил прощения у своего брата-близнеца. Но Палину никогда не приходило в голову подробно расспросить отца об этом и о его вере в своего неверного брата, поскольку, признаться, он считал эти отцовские разговоры довольно пустяшными.
К тому же Палин полагал, что не вправе лишать Карамона его надежд. В конце концов, кто может знать наверняка о том, что происходит с душами умерших?
– Этот кендер утверждает, что он путешествовал во времени и что сюда явился при посредстве магического устройства. – Герард покачал головой и улыбнулся: – По крайней мере, не скажешь, что такой довод догадается привести каждый воришка.
– Никакой это тебе не довод, – вмешался Тас. Он уже несколько раз пытался перебить повествование рыцаря в самых ключевых его точках, так что тот даже напомнил ему о некоем платке, которым может опять воспользоваться. – И я вовсе не крал этот приборчик. Его мне дал Фисбен. И я вправду путешествовал во времени, даже два раза. В первый раз я опоздал, а во второй… я не знаю, что случилось.
– Позвольте мне взглянуть на это магическое устройство, господин Герард, – обратился к рыцарю Палин. – Возможно, это поможет нам получить ответ.
– Сейчас я тебе его покажу! – с готовностью предложил Тас и принялся рыться под рубашкой, заглядывать в отвороты коричневых брючек и ощупывать курточку. – Я точно знаю, что он где-то здесь…
Палин бросил на рыцаря укоризненный взгляд:
– Если этот артефакт так ценен, как вы нам рассказали, почему же вы в таком случае оставили его в распоряжении кендера – если он еще находится в его распоряжении?
– Но я не отдавал его кендеру, господин, – защищался Герард. – Я отбирал его у Таса не знаю сколько раз. Но эта вещь постоянно к нему возвращается, и кендер говорит, что она так устроена.
Сердце Палина забилось чаще, кровь быстрее побежала по жилам, руки, которые, казалось, навсегда остались холодными и онемевшими, словно ожили и согрелись. Лорана непроизвольно поднялась на ноги.
– Палин! Вы не предполагаете, что это… – начала она.
– Нашел! – перебил ее торжествующий голос кендера. Он как раз обнаружил таинственный инструмент в одном из своих ботинков. – Хотите подержать его, Палин? Он вам ничего плохого не сделает.
Этот предмет был достаточно мал, чтобы уместиться в ботинке маленького кендера, но когда Тас принялся доставать его, то пришлось тащить обеими руками и изо всей силы. Хотя Палин не заметил, чтобы предмет изменил форму или увеличился в размере. Было похоже, что форма и размер его оставались неизменными, как бы ни менялись обстоятельства. Если что-то и менялось, так это взгляд наблюдателя, но не сам артефакт.
Древние драгоценные камни – рубины, изумруды, сапфиры, алмазы – сверкали и переливались в солнечном свете, превращая его лучи в радужное сияние на стенах и на полу и ярко освещая полусжатые ладони кендера.
Палин протянул было свою изуродованную руку к инструменту, но заколебался. Внезапно его охватил страх. Страх не перед тем, что этот предмет может причинить ему какой-нибудь вред. Ему было прекрасно известно, что это невозможно. Он видел эту вещь, еще когда был мальчишкой, – отец часто с гордостью показывал ее своим детям. Кроме того, Палин был прекрасно осведомлен о том, как этот артефакт устроен, это много раз описывалось в магических книгах, которые он штудировал в молодости. В Башне Высшего Волшебства хранились изображавшие его рисунки. Это действительно было устройство для путешествий во времени, один из самых великих и мощных магических артефактов, когда-либо созданных Мастерами Башен. Нет, оно не может причинить ему ничего плохого. Но оно может таить в себе для него огромную, неустранимую опасность.
Опыт подсказывал Палину, какое удовольствие он испытает, коснувшись его: он знавал, какое наслаждение доставляет древняя магия, чистая, возлюбленная магия, та, которая приходила к нему свободной, не запятнанной чужими прикосновениями, которая была даром веры и благословением Богов. Ее присутствие и сейчас доносилось до него, но очень слабо, как доносится аромат розовых лепестков, давно высохших между страницами книги. Не аромат, а воспоминание об аромате. Именно потому, что это было всего лишь воспоминание, после наслаждения должна была прийти давно знакомая ему боль – щемящее, горестное чувство потери.
Но он не мог справиться с собой. Побежали мысли о том, что, может быть, именно в этот раз он сумеет удержать свою магию. Может быть – именно сейчас именно эта вещь дарует ему власть над нею. «И магия вернется ко мне», – убеждал он себя.
И Палин прикоснулся к древнему инструменту скрюченными, дрожащими пальцами.
Слава… блеск… власть…
Палин вскрикнул, и его пальцы сомкнулись вокруг устройства. Острые камни впились в его ладонь.
Истина… красота… искусство… жизнь…
Слезы жгли ему веки, текли по его щекам.