Это был эльф.
Сильванеш застыл с открытым ртом. На мгновение у него мелькнула страшная мысль, что это Самар выследил его по приказу Эльханы. Однако, когда шок прошел, он осознал, что незнакомец совсем не похож на Самара.
Сначала королю показалось, что эльф не старше его самого, ибо в нем чувствовались сила и гибкость, свойственные лишь молодости. Но потом он заметил одну странность: лицо незнакомца не было тронуто временем, однако в глазах его сквозила серьезность, не имевшая ничего общего с надеждами и радостными ожиданиями юности. По-видимому, когда-то они были яркими, как и у Сильванеша, но теперь в них поселилась тень какой-то неземной печали. У сильванестийца возникло ощущение, что эльф хорошо его знал, вот только было непонятно откуда.
Незнакомец снова перевел взгляд на Храм, и король использовал этот момент, чтобы броситься к пролому. Он карабкался вверх по стене с бешеной скоростью, а эльф не двигался с места. Достигнув пролома, Сильванеш оглянулся: незнакомец все еще стоял внизу и чего-то ждал.
Выкинув его из головы, Сильванеш проник в разрушенный Храм и отправился на поиски Мины.
Мина с трудом пробивала себе дорогу по заполненным людьми улицам Оплота. Едва завидев ее, люди бросались ей навстречу, моля защитить их от новой напасти. Каждый пытался прикоснуться хотя бы к краю ее черных доспехов и радостно кричал: «Мина! Мина!»
Весь этот шум вызывал у нее сильнейшее раздражение. Она закрывала уши и старалась не обращать ни на кого внимания, механически отбиваясь от цеплявшихся за нее рук, но люди обступали ее все более плотным кольцом, дергали все сильнее и выкрикивали ее имя все громче, словно оно заключало в себе некое могущественное заклинание против драконобоязни.
Неожиданно к голосу толпы присоединился еще один — громкий и настойчивый — и велел Мине поторопиться. До начала церемонии оставалось совсем немного времени, а по окончании ее Такхизис планировала явиться на Кринн, соединив физически и духовный планы бытия, что дало бы ей возможность принимать любую форму по своему усмотрению в зависимости от того, с каким именно врагом она намеревалась разобраться в данный момент.
Пускай глупые золотые и серебряные драконы потрошат пятиглавого монстра, в чьем облике она уже являлась миру. Пускай презренные армии людей и эльфов ломают хребты несчастным мертвецам, которые поднимутся по ее команде.
Такхизис была даже рада, что мертвый маг и его слепой помощник освободили металлических драконов. Поначалу она, конечно, пришла в ярость, но потом утешила себя мыслью о том, что, будучи единственным Божеством на Кринне, она может заставить работать на себя абсолютно все, включая козни собственных врагов.
Пусть они поступают как душе угодно — все равно они не смогут причинить ей вреда. Каждая стрела, выпущенная в нее, обернется против них же самих и поразит их в самое сердце. Хотят атаковать Оплот? Тем лучше: ей не придется заниматься рыцарями, эльфами и их чешуйчатыми защитниками по отдельности — она прихлопнет всех разом. Раздавит и сотрет с лица Кринна, так что даже мокрого места от них не останется. А потом она пленит их души, и все, так отчаянно боровшиеся с ней при жизни, после смерти окажутся у нее в рабстве. В вечном рабстве.
Однако, чтобы добиться желаемого, Владычице Тьмы нужно было проникнуть в мир. Она полностью контролировала вход в духовное измерение, но пока не могла открыть дверь в физический план бытия. Для этого ей и нужна была Мина. Такхизис выбрала ее из многих и тщательно подготовила для осуществления своего грандиозного замысла. Она сделала путь девушки легким, убрав с него все возможные помехи, и теперь находилась в каких-то двух шагах от намеченной цели. Она не боялась, что в последний момент кто-нибудь сорвет ее план, — все было под контролем. Теперь никто не мог бросить ей вызов.
Тем не менее Такхизис не терпелось начать церемонию, означавшую для нее полный и окончательный триумф. Поэтому она и велела Мине поторопиться, убив любую смертную тварь, дерзнувшую загородить ей путь.
Рванувшись к ближайшему из рыцарей, Мина выхватила из ножен меч, висевший у него на поясе, и взмахнула им. Она больше не видела людей — она видела лишь открытые рты и чувствовала цеплявшиеся за нее руки. И вся эта живая масса кричала, молила и пыталась прикоснуться к ней.
— Мина! Мина! — неслось в воздухе. И вдруг наступила странная тишина, и многочисленные назойливые руки отпрянули от Мининого тела.
Улица опустела. Девушка услышала ужасающий рев Галдара, увидела кровь на своих ладонях и несколько тел, лежавших на мостовой. И тогда она поняла, что натворила.
— Моя Владычица велела мне поспешить, — прошептала она, — а они никак не уходили с дороги.
— Теперь ушли, — сказал Галдар.
Мина посмотрела на убитых. Она знала некоторых из них. Вот лежал солдат, участвовавший вместе с ней в штурме Оплота, и под ним растекалась большая бурая лужа — меч проткнул его насквозь. Мина с трудом что-то припомнила. Кажется, он молил о пощаде...
Она переступила через мертвых и пошла дальше, продолжая с такой силой сжимать меч, что рука ее налилась кровью.
— Иди передо мной, Галдар. Расчищай дорогу.
— Я же понятия не имею, куда идти, Мина. Храм находится на другой стороне рва с лавой. Как мы туда попадем?
Мина указала мечом.
— Держись городской стены. Скоро мы подойдем к одной из сторожевых башен. В ней расположен вход в туннель, который проходит подо рвом и выводит прямо в Храм Дьюргаста.
Они двинулись дальше.
— Пошевеливайся, — прорычала Такхизис.
Мина повиновалась.
Вскоре в небе появились драконы, и первые волны насылаемого ими страха коснулись защитников Оплота. Они летели длинными рядами: быстрокрылые серебряные — впереди, более тяжелые золотые — сзади. Только в великих войнах прошлого Драконы Света собирались в таком количестве, чтобы помочь людям и эльфам. Солнечный свет отражался от золотых и серебряных чешуй и доспехов всадников.
И вдруг город окутали густые сумерки. В первую минуту Галдар изумился (с чего бы это туману подниматься посреди погожего солнечного дня?), но потом увидел, что у странной мглы были глаза, рты и руки, и понял, что на битву явились души мертвых.
Неожиданно свет, отраженный блестящим животом золотого дракона, ударил в самую гущу холодного сумрака и прожег его насквозь. Души в панике заметались по улицам и аллеям в поисках теней, отбрасываемых деревьями и домами.
Дракон выдохнул, и все находившиеся на стенах зашлись в диком крике, когда расплавленные металлические доспехи начали сливаться в одно целое с их собственной плотью. Это так потрясло Галдара, что он отчетливо ощутил запах паленого мяса, хотя от места трагедии его отделяло весьма почтительное расстояние. Во рту у минотавра пересохло.
— Драконобоязнь, — повторял он снова и снова. — Драконобоязнь. Это пройдет. Это пройдет...