— Возможно, мы еще удостоимся почета сражаться вместе с тобой, — сказал он.
А потом командир и солдаты ушли выполнять свой долг.
Из шатра вышел старик. На нем было опрятное синее одеяние, но длинные седые волосы и борода свисали неровными космами. Он опустился на колени возле Борака и осторожно приподнял повязку на поврежденном глазу.
— Ты… — заговорил Борак, стараясь, чтобы его драконья ненависть, воспламенившись от боли, не вырвалась наружу. — Ты — целитель?
Старика, казалось, что-то встревожило, то ли вопрос, то ли что-то еще.
— Я? Нет, что ты! Но он скоро сюда придет. Я буду отвлекать тебя от боли. В кости сыграем?
Старик сунул руку в мешочек и достал несколько кубиков. Борак закрыл глаза. Это сострадание становилось для него почти невыносимым. Он был уже зрелым драконом и многое повидал, но такое… Он не мог поверить, что бывают такие люди.
— Давай, давай. Вижу, у тебя они тоже с собой. Попробуй метнуть.
Борак достал из черного бархатного мешочка свои игральные кости и жестом предложил старику бросить. Он очень-очень внимательно наблюдал, как кружится и подпрыгивает каждый кубик…
— Какая будет ставка? — спросил дракон.
— Жизнь, — ответил старик. Борак вздрогнул и встревожено поднял взгляд. Старик рассмеялся и показал пригоршню монеток. Метнув кости в первый раз, старик проиграл. И во второй раз. И в третий. Борак выиграл пять раз, два раза была ничья. Боль в голове дракона стихла, и он снял повязку. Кровь еще сочилась, но глаз все же видел, хоть и размыто.
— Не видел ли ты на поле черного дракона? — спросил старик, бросая Бораку несколько монет.
Борак взял монеты, добавил их к своей ставке и покачал головой.
— Говорят, что драконов сотворили из самой сущности Кринна, — пробормотал старик, будто разговаривая сам с собой. — Интересно, могут ли злые драконы становиться на сторону Добра, и наоборот?
Кости застучали на низком столике, и Борак коротко выдохнул:
— Такое, я не сомневаюсь, возможно.
Правым глазом он заметил, что висевший на шее у старика амулет сияет голубым светом. Левый глаз почти ничего не различал.
— Если ты сейчас убьешь меня, дракон, то останешься без глаза, — сказал старик. — Присоединяйся к нам! Дай мне слово, что не вернешься на сторону Зла, и я исцелю тебя!
В голове у Борака одно за другим проносились воспоминания о чести, храбрости и справедливости, которые он обнаружил в рядах противника, и о трусости, подозрительности и жестокости войск, к которым он принадлежал. Внимательно приглядевшись, он увидел, что амулет на шее старика был Медальоном Веры, символом Мишакаль.
Борак несколько мгновений молча смотрел на медальон; издалека доносился шум отступления.
Его собственные соратники с радостью бросили бы его умирать. Этот человек спас его, но теперь от него потребовали что-то взамен. Все люди таковы. У них может быть разный характер, но сущность у них у всех одна и та же. А он, дракон, стоит выше их всех,
Борак вздохнул и чуть было не согласился, но передумал. На губах его уже пенилась драконья ненависть. Он плюнул в Медальон Мишакаль, и слюна пережгла цепочку.
— От твоего тела не останется и следа, — прорычал Борак.
Пока он затаскивал старика в палатку, левый глаз его навсегда утратил способность видеть.
День у Фалона, Главного книжника Двенадцатого Аванпоста, выдался очень неудачный.
— Простите, я на минуту должен отвлечься. Блот, займись очагом! От него только дым и никакого тепла. У меня ноги замерзли! — крикнул Фалон грязнолицему растирателю чернил, и тот от неожиданности разлил себе на руку пинту пузырившейся краски, черной как вороново крыло.
— Ну что же, господа, теперь мы можем снова начать? — Главный книжник потер лоб; глаза ему ел дым, и он с трудом сфокусировал взгляд на стоявших перед ним двух охотниках. — Прошу прощения. Как видите, дел у меня немало. Так что, Кейл, ведь так тебя зовут, да? Так вот, теперь рассказывай ты. А ты, Эдрин, помолчи, пока он не закончит.
— Но, сударь…
— Я сказал: помолчи. Ты так орал, что у меня заболели уши. Давай, Кейл.
— Так вот… — начал Кейл еле слышно. — Мы отправились в горы искать отбившегося толсторога, ну и, значит, не нашли ничего, кроме обглоданного скелета, а проходили весь день, уже становилось поздно и холодало, так что мы с Эдрином сказали Риллигеру, что пора вниз, пропустить в трактире по паре кружек, все равно без толку ходим. Но у Риллигера был с собой новый нож, и он хотел остаться. Сказал, что ту овцу, должно быть, задрал медведь, так что нам есть на кого поохотиться, и мы остались: я с Эдрином у большой скалы, а Риллигер на опушке леса. А потом небо над нами закрыла та самая огромная тень и страшно завоняло, как будто от трупа, пролежавшего неделю, и я крикнул Риллигеру: «Эй, Риллигер, что-то это не похоже ни на одного медведя, что я в жизни видел, прячься», а Эдрин сказал: «Я уже в укрытии!», а Риллигер… не ответил. — Кейл замолчал; лицо его покраснело от усилий: слишком много слов пришлось сказать практически на одном дыхании.
— И тогда-то вы и услышали… — подсказал Главный книжник.
— Мы услыхали, как что-то захлопало высоко над нашими головами, выше облаков, а потом стало так холодно и мы не могли шевельнуться, а за спиной у нас я заметил старую пещеру, и мы побежали туда, а потом стемнело и мы остались в ней до утра, и вместе дрожали, оставшись без огня и совершенно замерзнув, а когда рассвело, мы стали искать Риллигера, но он…
— Исчез. Просто исчез! Бесследно! — крикнул, не в силах сдержаться, Эдрин; его глухой голос срывался от горя.
Фалон кивнул: наконец-то все прояснилось.
— Говоришь, дурно пахло? И над тобой пронеслась тень? А потом вдруг похолодало? Не заметили ли вы повисших в воздухе льдинок?
Кейл и Эдрин кивнули. Рослые охотники переминались с ноги на ногу: в маленькой комнатушке книжника Фалона им было тесно. Главному книжнику было знакомо это чувство: он сам, человек немаленького роста, просидел здесь, день за днем, уже пять лет, собирая сведения для Бестиария Астинуса, и рядом были лишь его помощники Андер и Дэл, да еще гном Блот, недавно нанятый растиратель чернил. Но стоит составить достаточно подробное описание для Бестиария какого-нибудь редкого существа вроде, скажем, белого дракона, — и он окажется в просторных кабинетах самой Палантасской Библиотеки. А там тепло. И чернила превосходные. И самый гладкий пергамент. Все самое лучшее. Такая возможность бывает раз в жизни. Ему вдруг показалось, что сегодняшний день складывается не так уж плоха
— Сударь? — Эдрин шагнул вперед. — Что это было, ну, то, что поймало Риллигера?
Фалон поднял густые седые брови, изо всех сил изображая озабоченность данным вопросом: