Он полагал, что будет не лишним напомнить таким образом генералу о прегрешениях его собственной молодости.
– Ты лжешь, мой мальчик, – сказал Алфиос с убийственным спокойствием. – Ты ведь пришел не за этим. Я понял это сразу, как только услышал о тебе. Неужели ты думаешь, что мог бы добиться встречи со мной, если бы я сам не пожелал этого?.. Я знаю, зачем ты появился здесь…
Люгер застыл, оледенев.
Когда пауза стала нестерпимо долгой, Алфиос еле слышно произнес тихо:
– Ты пришел за Звездой Ада…
Стервятник ожидал чего угодно, только не этого. Ему показалось, что потолок медленно опускается на его голову. Пламя далеких свечей заколебалось, словно кто-то тяжело выдохнул во тьме. Взгляд Люгера увяз в черных зрачках Алфиоса, и он едва заметно кивнул. После этого на лице старика возникла злобная и мстительная ухмылка.
– Знаешь, почему ты еще жив? – Генерал задал вопрос, который уже несколько раз задавал себе и сам Люгер. Алфиос поманил его рукой, и Слот послушно приблизился к каменному возвышению, не замечая того, что сопротивление невидимой субстанции исчезло. Лицо генерала вдруг оказалось очень близко от его лица, и Люгер ощутил сильный запах разложения.
– Потому что я несу в себе такое же проклятие…
Стервятник еще ничего не понял, хотя это откровение заставило его содрогнуться. Бесконечно тягостное влияние, которое источали умирающее тело и мозг Алфиоса, было красноречивее всяких слов. Люгер впервые заметил в его доселе тусклых глазах огонек безумия.
Старик с трудом приподнялся и сел, свесив ноги, на краю ложа. Слот увидел его ступни с фиолетовыми ногтями. Алфиос потянул за один из плетеных шнуров, свисавших из темноты рядом с ложем, и Люгер посмотрел туда, куда был устремлен взгляд генерала.
Спустя некоторое время перед одним из зеркал возникла фигура в белом. Человек был не так уж стар, но сильнейшее напряжение, в котором он, видимо, находился почти постоянно, заметно приблизило его к преждевременной смерти. Черты лица были смазаны и неопределенны, но глаза лихорадочно блестели, словно в них отражалось нездешнее солнце. От этих глаз исходила магическая сила, сравнимая с той, которую Люгер ощутил в присутствии магистра Глана.
Перед ним предстал прекрасный образец существа, целиком посвятившего себя служению неведомым целям ордена и принесшего на алтарь этого служения свою ужасающе короткую жизнь, – один из белых магов-защитников, противостоявших внешнему злу и оберегавших цитадель от вторжения Тех, Кто Прислуживает Ночи. Маги-защитники умели делать только это, и их союзниками были Слуги Дней.
Их всегда было четверо, этих магов, защищавших своего генерала и Звезду Ада от губительных влияний и нападения с четырех сторон света. Из поколения в поколение передавались их сверхчеловеческие способности, иногда, впрочем, больше похожие на самоубийственный и бессмысленный самообман. Но не Люгеру было теперь судить об этом.
– Альпик! – крикнул Алфиос изменившимся голосом. – Открой северные врата!..
Ни один мускул не дрогнул на лице человека в белом, только неестественное сияние глаз стало еще более ярким.
– Ты хочешь сделать это в присутствии непосвященного? – послышался его тихий и неожиданно слабый голос. – Может быть, приближение смерти лишило тебя разума?
– Клянусь Богом, ты умрешь еще раньше, если ослушаешься приказа! Или ты лучше меня знаешь о том, что совершается во благо ордена?!.
– Я усомнился, Ваша Святость, – прошелестел бессильный голос.
– Открой врата!!! – страшно закричал Алфиос, и внезапный ветер ударил в Альпика, заставив того отступить на шаг.
Маг безмолвно склонился перед генералом, и Люгер никогда больше не видел нестерпимого блеска его глаз.
* * *
Когда Альпик удалился, зеркало, перед которым он стоял, подернулось рябью, исказившей отражения, задрожало и исчезло. На его месте совершенно неожиданно для Люгера открылся зияющий провал в стене башни, обращенной к северу. В то же мгновение тишина и покой этого места были нарушены.
Неистовый рев океана и влажный холодный воздух ворвались в помещение, а ветер разом загасил свечи. В наступившей тьме Стервятник ошеломленно смотрел на открывшиеся врата и увидел за ними стремительно несущиеся по небу рваные тучи, края которых серебрил Глаз Дьявола, сиявший где-то на юге.
Слот вошел в башню утром и, казалось, с тех пор минуло не так много времени, но сейчас снаружи была бурная ночь.
Алфиос устремился к провалу, забыв о своей немощности; сильнейший ветер рвал с его плеч мантию и хлестал старика ледяными плетями. Несмотря на это, безумец забрался на самый край каменного карниза, обнаружившегося после исчезновения зеркала, и Люгер услышал сквозь шум бури его зов.
Он пошел на этот зов и остановился рядом с Алфиосом в шаге от края карниза. Отсюда, наклонившись, можно было увидеть уходящую вниз стену башни, узкий скалистый уступ под ней и черно-белый хаос рвущейся пены над бушующими волнами.
Горизонт был неразличим во мраке. Только тучи неслись с северо-запада, словно испуганная стая бесформенных демонов. Холодный ветер пробирал до костей. Люгер посмотрел на голые ноги Алфиоса, посиневшие от холода, и понял, что старик уже ничего не чувствует.
– Здесь нас никто не услышит, – сказал генерал, но Слот скорее угадал эти слова по движениям губ. Он то и дело порывался поддержать старика, на котором мантия вздувалась, как парус под ударами взбесившейся стихии. Алфиос балансировал на краю головокружительной пропасти с безразличием сомнамбулы и с удивительной ловкостью избегал рук Стервятника, хватавших воздух. Потом он все же склонился к Люгеру и прокричал тому прямо в ухо:
– При Ралке я вспомнил о превращениях… На самом деле это – колдовство. Хотя и превращения тоже… Не хотелось бы подыхать с погубленной душой и забрать тебя с собой в Ад…
Люгер мельком подумал о том, что для безумца старик изъясняется удивительно связно. Потом он вдруг перестал слышать рев бури, и голос генерала отчетливо зазвучал в наступившей тишине. Было похоже, что Стервятник вдруг стал глух, но глух только к определенным звукам. Как видно, Алфиос тоже не терял времени даром с тех пор, как удалился из Элизенвара.
– Чернокнижники Земмура все-таки настигли меня, – рассказывал тот. – В последнее время в своих снах я вижу себя лежащим среди черных и лиловых цветов с одуряющим запахом. Их лепестки колышет неощутимый ветер, а ко мне подкрадывается беспричинное удушье…
(Тут потрясенный Люгер вспомнил портрет Алфиоса в раме, увитой живыми черными цветами с действительно удушливым ароматом, – магический атрибут, находившийся во многих сутках пути отсюда, в исчезнувшем склепе Гадамеса.)
– …Поляна, на которой я лежу, не имеет границ, и цветы тонут во мраке. Их слишком много, и запах наполняет пространство. Эти цветы по каплям пьют из меня жизнь… И все время кричит какая-то птица…
Не находя слов, Стервятник молча смотрел на истерзанного долгой мукой старика.