Последние слова не были пустой угрозой: именно тупая покорность аббата убедила в этом Стервятника.
Кошачий Глаз удалился, предоставив Люгеру и графине Норгус гадать о том, что их ждет ближайшей ночью.
Аббат Кравиус сейчас вряд ли вообще думал о чем-нибудь.
Люгер заснул на жестком и неудобном ложе, несмотря на то что какая-то птица разгуливала по металлической крыше хижины и при каждом ее движении тонкие листы противно дребезжали. Арголида устроилась рядом со Слотом, но оба слишком устали, чтобы предаваться любви.
Стервятнику приснилось, что он лежит в гробу, крышка уже закрыта и кто-то заколачивает в нее гвозди. При этом он испытывал не страх быть погребенным заживо, а всего лишь неудобство… Потом гроб плавно опустили куда-то. Наступил совершенный покой.
Однако это была еще не смерть. Странным образом Люгер осознавал себя находящимся одновременно внутри и снаружи деревянного ящика. И та его часть, которая оставалась снаружи, испытывала холод подземелья и чуяла запах сырой земли…
Вскоре в темноте могилы забрезжил тусклый красный свет.
Вряд ли то был настоящий сон, потому что Люгера посетило совсем другое сновидение. Оно казалось не менее ярким, чем реальность, а его пульсирующие образы завораживали… Затерянный в ночи в тысяче лиг от дома, он вспоминал то, что снилось ему еще в поместье под Элизенваром, – первый сон о Звезде Ада.
Тогда она явилась ему в виде ядовитого красного цветка, а теперь цветок был уже сорван и брошен на крышку его гроба. Угасающие кровавые лучи пробивались сквозь черную ткань, которой был обтянут ящик, но Люгер не мог добраться до цветка. Холодные окоченевшие руки не слушались его; он стал сознанием, тлеющим в ловушке из умирающей плоти, частицей жизни, заключенной внутри мертвеца и обреченной на пытку собственным бессилием. Образ цветка распался надвое, затем кровавые бутоны сжались и превратились в небольшие тусклые пятна…
* * *
Красные точки долго висели над ним, словно две далекие планеты – знамения плохих времен, бед и войны… Внезапно Люгер понял, что уже не спит и на него в упор уставились чьи-то зрачки. Вдобавок он почуял вонь, исходившую от человека, который сидел перед ним на корточках…
Неприкасаемый был невероятно грязен и почти гол. Рассмотрев его нагое тело, Стервятник понял, что перед ним гермафродит – существо из старых валидийских легенд.
Но этот был вполне реален. Когда Люгер окончательно проснулся, Неприкасаемый ухмыльнулся, показав свои кровоточащие беззубые десны. Он выглядел нищим идиотом, которого приютили в селении из жалости. Вскоре Люгер узнал, что дело обстоит совсем иначе. В определенном смысле гермафродит был вождем племени… В одной руке он держал продолговатый предмет с раструбом и костяной рукоятью. Конечно, оружие.
Неприкасаемый протянул свободную руку и дотронулся до светящегося бугра на груди Стервятника.
– Рубиновое Сердце! – произнес он мечтательно и благоговейно, как будто прикоснулся к святыне. Он говорил на том же древнем диалекте, что и Кошачий Глаз.
– Как тебя зовут? – спросил Люгер, морщась от дурного запаха.
– У меня нет имени. Зачем? Я – паук из клана Паутины…
«От него плохо пахнет, но он совсем не дурак», – подумал Люгер и покосился в сторону. Арголида тоже проснулась и прислушивалась к их разговору. Кравиуса, казалось, уже ничто и никто не выведет из состояния тупого оцепенения. Неутомимая птица по-прежнему бродила по крыше и скребла когтями по железу.
– Разве ты не можешь приказать ей улететь? – спросил вдруг гермафродит с издевательской усмешкой, и вот тогда Люгеру стало немного не по себе. Он инстинктивно чувствовал, что нет ничего хуже, чем позволить чужаку вторгнуться в последнюю цитадель, отведенную человеку в этом мире, собственный разум. Однако он не мог этому помешать.
– Я вижу в мыслях не слишком глубоко, – «успокоил» его
Неприкасаемый. В ту же секунду раздражающий звук прекратился, послышалось короткое, почти человеческое бормотание и, наконец, захлопали крылья.
– Чего ты хочешь? – прямо и почти грубо спросил Люгер, делая вид, что ему не хватает выдержки.
– Ты сам пришел к нам, – продолжал Неприкасаемый, по-видимому, прекрасно осознавая свое превосходство. – Люди – всего лишь паутина на ветру. Хотя в клане Песка считают, что люди – всего лишь песчинки… Каждую отдельную нить уносит ветер. Паутина противостоит ему недолго – ровно столько, сколько длится человеческая жизнь. Кто-то должен плести паутину… Человек с севера, поделись со мной своей магией, и я расскажу тебе, как найти Долину Дракона!
Теперь Люгер начал кое о чем догадываться. Воздух, которым он дышал с детства, был буквально пропитан интригами. На всякий случай Слот изобразил недоумение и осторожно заметил:
– Твой народ хочет, чтобы я шел к Дракону.
Гермафродит презрительно засмеялся.
– Они думают, что это нужно им, но я хочу гораздо большего. Меня интересует все, что превосходит их скудное понимание.
Люгер сделал паузу, обдумывая услышанное. «Паутина на ветру». С этим, пожалуй, он мог согласиться. Он даже не возражал против того, что человеческому стаду требуются пастухи. Правда, Кошачий Глаз вовсе не выглядел орудием в чужих руках, но, возможно, так оно и было на самом деле.
– Тогда возьми Рубиновое Сердце и сам отнеси его Дракону, предложил Люгер.
Он думал, что выиграл очко. Получить полное удовольствие от словесного поединка мешали безрадостные обстоятельства.
Огромные глаза Паука злобно сверкнули.
– Ты нагло себя ведешь, чужеземец! Я не настолько глуп, чтобы позволить тебе распоряжаться здесь. В моей власти укоротить твой путь.
Он может закончиться этой же ночью. Никогда не забывай, кто ты! Паутина…
Но тебе ведь еще рано умирать, правда? – Тон Неприкасаемого стал почти вкрадчивым. – Поэтому ты расскажешь мне все, что я захочу. По-хорошему. Например, о Превращениях… Как видишь, мне кое-что известно о людях, живущих к северу от Места Пересечения.
Люгер понял, что имеет дело с достойным противником. Беседа обещала быть полезной, а сделка – взаимовыгодной.
– Об этом невозможно рассказать, и я не знаю никого, кто мог бы научиться Превращениям. Я родился с этим, другие тоже рождаются с этим – и все.
– Но ты ведь используешь свою магию? Значит, владеешь тайной.
Отдай ее мне и не пытайся обмануть меня – я легко распознаю твои лживые мысли!..
– Ну хорошо, – раздраженно бросил Люгер. – Когда я хочу превратиться… Нет, когда это совершенно НЕОБХОДИМО, я выбираю тело.
Сначала – всего лишь желание, но… оно усиливается настолько, что граничит с неизбежностью. Мой страх перед изменением сущности уже ничего не значит… Затем возникает внутренняя дрожь. Эта дрожь всегда одинакова. Нарушается цельность. Я будто утрачиваю плоть, разваливаюсь на мельчайшие частицы… Несколько мгновений, которые, наверное, и есть смерть, – а после я становлюсь другим. Не рождаюсь заново, а именно становлюсь… В общем, я не знаю, как можно этому научить…