Я любил ее. Любовь струилась от меня к ней подобно тому, как Жизнь текла от меня к Мосии.
Я полюбил ее, еще когда мы оба были детьми, и буду любить ее всегда, что бы ни случилось, пока не придет день, когда я преподнесу эту любовь в дар Олмину и упокоюсь навеки в его благости.
В моей голове смешались воспоминания нашего прошлого, нашей юности и нашего настоящего — я помнил ее младенцем, помнил подспудный страх, который преследовал меня в детстве. Я помнил годы учебы в Купели и каникулы, которые проводил дома, с моей названой сестрой — и более чем сестрой. Я помнил, как расстался с дерзкой, своенравной девчонкой, а встретился с прекрасной, мудрой женщиной. Но вот кто нас растил? Где мы жили? Этого я не знал.
— Я беспокоился лишь о вашей безопасности, — объяснил я.
— Ты ведь понимаешь, что другого пути нет, — знаками показала она. — Я просто обязана так поступить как наследница моего отца.
Элиза внимательно посмотрела на меня, ожидая ответа.
— Я понимаю. Я понял тогда. И сказал то, что сказал, только чтобы спровоцировать вас. Это сработало. Думал, вы наброситесь на меня, как в старые добрые времена.
Я надеялся рассмешить ее. Как ни стыдно признаваться, в детстве мне нравилось дразнить ее — так, что она выходила из себя и набрасывалась на меня с кулаками. И хотя потом я всегда отпирался, выставлял себя невинной жертвой, мне не верили и нас обоих отправляли спать без ужина.
Она не засмеялась, но улыбнулась воспоминаниям. Порывисто протянув руку, Элиза тронула меня за плечо и прошептала:
— Как в старые добрые времена, Ройвин, я могу положиться только на тебя, на тебя одного. Только ты способен смести волшебную золотую пыль, которой все остальные осыпают меня. Только ты открываешь мне неприглядную реальность, которая прячется за всем этим. Только ты один заставляешь меня взглянуть в лицо ужасной действительности и увидеть большее — увидеть надежду. Признайся, — ее глаза победно сверкнули, — ты бы разочаровался во мне, если бы я отказалась пойти.
— Я бы подумал, что вы впервые в жизни приняли разумное и взвешенное решение, — ответил я, стараясь выглядеть строгим. — Но меня бы действительно постигло разочарование, если бы вы не позволили мне вас сопровождать.
— Но как же я могла тебя оставить? — спросила Элиза, насмехаясь надо мной. Забывшись, она заговорила вслух: — Мне пришлось бы целыми днями выслушивать твое нытье. «Элиза идет, а меня с собой не берет!» — Это она произнесла капризным детским голосом.
— Тихо! — прервала ее Сцилла, обернувшись. — Прошу прощения, ваше величество. Понимаете…
— Мы не на загородной прогулке, ваше величество, — строго заметил Мосия, скользнув к нам.
— Вы оба, конечно же, правы, — пробормотала Элиза, зардевшись от смущения. — Это больше не повторится.
— Мы почти добрались до места, — сообщила Сцилла. — Колдун?
Пока мы шли, дубы вокруг тропинки поскрипывали и шелестели листвой — по-видимому, они все время снабжали Мосию информацией.
— Отец Сарьон на прогалине, он один. Но он услышал, что мы приближаемся, и очень встревожен. Надеюсь, мы развеем его страхи.
— Я выйду на прогалину первой, — сказала Сцилла. — Вы остаетесь с ее величеством.
— Глупости! — возмутилась Элиза, потеряв терпение. — Мы пойдем все вместе. Если это ловушка, мы в нее уже угодили. Пошли, Ройвин!
Выйдя на поляну, мы увидели престарелого священника, который нервно озирался по сторонам. Увидев нас, он вздохнул с облегчением, улыбнулся и протянул к нам руки.
— Дети мои, — сердечно сказал Сарьон.
Мои глаза наполнились слезами. Теперь я узнал, кто был нам с Элизой вместо отца, кто пригрел двух сироток в своем доме и в своем сердце.
Не удивительно, что в той, другой жизни я питал к Сарьону сыновнюю любовь. Такой любви неведомы преграды, она простирается за любые границы времени и пространства.
Сарьон взял меня за руку и с гордостью посмотрел на мою белую рясу с красной каймой. Белый цвет означал, что я домашний каталист в одной из благородных семей. Красная отделка давала понять, что я лорд-отец, то есть достиг довольно высокого ранга для своих лет.
Сарьон собрался поклониться и поцеловать Элизе руку, но она его опередила — обняла и нежно поцеловала. Сарьон тоже обнял ее и прижал к себе, не отпуская мою руку. Здесь, в зоопарке Зит-Эля, мы являли собой поистине радостную картину воссоединения семьи.
— Я так давно не видел вас обоих, — признался Сарьон, отстранившись и ласково глядя на нас.
— Мы думаем, что император мог бы позволить вам посетить Мерилон, — сказала Элиза и чуть нахмурилась.
— Нет, нет, император Гаральд совершенно прав, — со вздохом возразил старый каталист. — Пути опасны, очень опасны.
— Коридоры безопасны.
— Тхон-ли уже не гарантируют этого в нынешние дни. У Менджу Волшебника много союзников в Тимхаллане. Но не думайте, я вовсе не боюсь, — добавил Сарьон, храбрясь. — Я уже давно готов отойти на покой и воссоединиться с твоими отцом и матерью. — Он погладил Элизу по руке. — Но я не могу оставить великое бремя, которое несу. Пока еще не могу. Еще не могу.
Я смахнул с ресниц слезы и теперь смог ясно разглядеть отца Сарьона. Его облик поразил меня. Каталист выглядел гораздо старше своих лет, седой и сгорбленный, как будто то бремя, о котором он говорил, в буквальном смысле давило ему на плечи. Он был слаб и хрупок не духом — только телом.
Сцилла и Мосия держались поодаль, у края поляны, чтобы не мешать семейной встрече и, кроме того, убедиться, что никто не затаился в засаде. Теперь же они оба подошли к нам и почтительно поклонились отцу Сарьону. Каталист тепло поприветствовал Мосию, заметив между делом, что слышал, будто Мосия теперь на службе у королевы Элизы. Дуук-тсарит стоял, сложив руки перед собой, безмолвный и настороженный.
Очевидно, Сарьон не был знаком со Сциллой — Элиза представила ее как своего рыцаря и капитана гвардии. Сцилла, несмотря на свои грубоватые манеры, старалась быть вежливой. Но я заметил, что она чувствует себя неловко.
— Мы не должны оставаться здесь дольше, чем необходимо, ваше величество. С вашего милостивого позволения, я предложила бы вам немедленно отправляться в путь.
— Вы не возражаете, отец Сарьон? — спросила Элиза, глядя на каталиста с искренней заботой. Ее тоже обеспокоил изможденный вид старика. — Вы выглядите усталым. Неужели вы всю дорогу прошли пешком? Наверное, для вас это был трудный путь. Не желаете ли отдохнуть?
— Не будет мне ни отдыха, ни покоя до тех пор, пока я не завершу свою миссию. И все же, — добавил он, испытующе глядя на Элизу, — я готов до гроба хранить эту тайну, если ты хоть немного не уверена в себе, дочь моя. Примешь ли ты эту огромную ответственность? Хорошо ли взвесила те опасности, с которыми тебе придется столкнуться?
Элиза сжала ему плечи обеими руками.