Минотавры оставили им жестянку, чтобы наливать в нее воду. Рис напоил Атту, потом попил сам. Вода была солоновата на вкус, но жажду утоляла. Он поглядел на котомку с едой, запах от нее шел несвежий, и монах решил, что пока не настолько голоден. Он поковылял обратно на свое место у стены и сел.
Атта стояла рядом, не сводя с него глаз, потом ткнула носом.
— Прости, девочка, — сказал Рис, протягивая руку, чтобы погладить ее. Он показал ей кандалы на запястьях, хотя и знал, что она не сможет понять. — Боюсь…
С кошмарным криком проснулся Паслен. Он резко сел, дико озираясь кругом.
— Мы тонем! — закричал он. — Мы все сейчас утонем!
— Паслен, — твердо заговорил Рис. — Ты в безопасности. Мы уже не на корабле.
Паслен не сразу сумел осознать этот факт. Он озадаченно осмотрел грот, затем взглянул на свои руки. Кендер чувствовал вес кандалов, слышал звон цепей — и теперь испустил вздох облегчения.
— Ух ты! Тюрьма! Какое счастье!
Рис невольно улыбнулся:
— Что же это за счастье — оказаться в тюрьме?
— В тюрьме безопасно, она стоит на твердой земле, — пояснил Паслен, радостно похлопывая по каменному полу. — А где мы?
Монах задумался, не зная, как лучше ему объяснить, но в итоге решил сказать все как есть:
— Насколько я понимаю, мы на берегу Кровавого моря.
Паслен уставился на друга, разинув рот.
— Кровавого моря?
— Мне так кажется, — пояснил Рис. — Хотя, конечно, я могу и ошибаться.
— Кровавого моря, — повторил кендер. — Того, что находится на другой стороне континента? — многозначительно подчеркнул он.
— А разве их два? — удивился Рис.
— Все может быть, — заметил Паслен. — Никогда не знаешь. Вода цвета крови и…
— …солнце, встающее прямо из него, — подхватил Рис. — Все это навело меня на мысль, что мы находимся на восточной оконечности Ансалона.
— Ого! Чтоб мне стать шелудивым псом! — выдохнул Паслен. — Не принимай на свой счет, — добавил он, погладив Атту. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить это, затем, потянув носом, он заметил котомку и повеселел. — По крайней мере, они не собираются уморить нас голодом. Давай посмотрим, что у нас на завтрак.
Кендер вскочил, но очень быстро и неловко осел обратно.
— Тяжелые! — проворчал он, имея в виду кандалы.
Затем Паслен снова попытался встать, на этот раз осторожно, выдвинул одну ногу вперед, подтягивая руками свои цепи. Ему удалось добраться до котомки, но силы оставили его, и ему пришлось постоять и отдышаться, прежде чем заглянуть внутрь. Потом он развязал котомку и исследовал ее содержимое.
— Соленая свинина. — Кендер сморщился и добавил печально: — Надеюсь, это не мой сосед, тот хряк из соседнего ящика. И я, и Атта успели с ним подружиться. — Он протянул руку. — Хотя, с другой стороны, стать беконом — участь всякой свиньи. Ты хочешь есть, Рис?
Не успел монах ответить, как залаяла Атта.
— Там кто-то есть, — предостерегающе произнес Рис. — Может быть, тебе пока лучше сесть на место.
— Но они же сами оставили нам еду, — возразил Паслен. — Они могут обидеться, если мы не попробуем.
— Паслен, прошу тебя…
— Ну ладно, ладно. — Кендер дотащился до своего места у стены и сел.
— Атта, тихо! — приказал Рис. — Ко мне!
Собака умолкла, подошла и легла рядом с ним.
Но она осталась начеку: уши подняты, все тело напряжено, готовое к прыжку.
В пещеру вошла Мина.
Рис и сам не знал, кого он ожидал увидеть: Зебоим, капитана минотавров, кого-нибудь из Возлюбленных. Кого угодно, но только не ее. Он смотрел на женщину в изумлении.
Та, в свою очередь, рассматривала его. Свет внутри небольшой пещерки с каждой минутой становился ярче по мере того, как поднималось солнце, но ей все равно потребовалось время, чтобы глаза привыкли к сумраку.
Прошло несколько мгновений, Мина подошла ближе и остановилась, рассматривая Риса. Янтарные глаза пристально вглядывались в него, она хмурилась.
— Ты выглядишь совсем по-другому, — произнесла, наконец, женщина обвиняющим тоном.
Монах покачал головой. От усталости он соображал так же туго, как и закованный в кандалы кендер.
— Боюсь, я не понимаю, о чем ты говоришь, госпожа…
— Нет, понимаешь! — сердито отрезала Мина. — У тебя другая ряса! Ты был в оранжевой рясе, вышитой розами, когда я видела тебя в таверне, а теперь твоя ряса грязно-зеленого цвета. И глаза у тебя не такие!
— Глаза у меня такие, какие есть, госпожа, — сказал Рис, совсем озадаченный. Он понятия не имел, как она могла видеть его таким, каким он был когда-то, а не таким, каким он стал. — Я не мог вот так запросто переодеться. Это та же ряса, в какой я был, когда мы впервые встретились…
— Не лги мне! — Мина ударила его по лицу.
— Атта, нельзя! — Рис успел схватить пришедшую в неистовство собаку за шиворот и оттащить ее назад, прежде чем та бросилась в атаку.
Щека Риса горела. Скула ныла. Он крепко держал разозленную Атту.
— Иди к Паслену!
Собака посмотрела на него, уточняя, правильно ли поняла приказ, затем, опустив голову и свесив хвост, подошла и легла к ногам кендера.
— Я говорю тебе правду, госпожа, — спокойно произнес Рис. — Я не лгу.
— Разумеется, лжешь, — насмешливо возразила Мина. — Все кругом лгут. Боги лгут. Люди лгут. Мы лжем самим себе, если больше некому лгать. В последний раз, когда я тебя видела, ты был в оранжевой рясе, и ты меня узнал. Ты посмотрел на меня, и по твоим глазам я поняла, что ты все обо мне знаешь.
— Госпожа, — беспомощно возразил монах, — я видел тебя тогда впервые в жизни.
— В твоих глазах уже нет того выражения, но оно было, когда ты увидел меня в прошлый раз. — Мина сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони. — Расскажи, что ты знаешь обо мне!
— Ты отняла жизнь у моего брата и сделала его одним из своих рабов — вот все, что я знаю…
— Не рабов! — закричала Мина с неожиданной горячностью и тут же виновато огляделась, словно испугавшись, что кто-нибудь может ее услышать. — Он не мой раб! Никто из них не является моим рабом. Они последователи моего Бога, Чемоша. И прекрати хныкать, кендер! Что с тобой такое? Точно так же ты хлюпал носом и в прошлый раз, когда я тебя видела!
Она развернулась к Паслену, который скорчился на полу. Глаза его были полны слез, ручьями бежавших по щекам. Он старался успокоиться, сжимал губы, но все равно у него то и дело вырывались всхлипывания.
— Я никак не могу остановиться, госпожа. — Паслен утер нос рукавом. — Это так печально.