Все сразу же прояснилось. Точная, как бухгалтер, Тереза отмерила назначенный Мальчику срок и выдала результат с неумолимой прямотой. Это не противоречило Кодексу Конвоя, хоть и огорчало многих клиентов.
Лоун надеялся, что Дезире так с ним не поступит. Он был заранее благодарен ей за это. Он искренне сочувствовал Мальчику, потому что в любой момент мог оказаться в подобном положении. Тот переживал нестерпимую пытку ожиданием.
– А где твои девочки? – поинтересовалась Дез. Она ничуть не обиделась на «суку». Низшее существо не способно оскорбить. Собака лает, караван идет.
Лоун сразу понял, куда она клонит. Раньше Мальчик неизменно появлялся на людях в компании как минимум двух шикарных прожигательниц жизни.
Он уперся в нее тяжелым мутным взглядом и ответил с расстановкой:
– Прогнал к черту всех продажных гребаных шлюх.
– Ого! – Дез повернулась к Лоуну. – Хватило сущего пустяка, чтобы наш самец-чемпион стал импотентом.
Она произнесла это тоном бесполого биолога, наблюдающего за лабораторной крысой.
Лоун криво улыбался, думая, как бы спровадить Мальчика подальше. А тот побагровел и, кажется, едва сдерживался, чтобы не броситься на гарда. Последствия были бы плачевными для человека, и, несмотря на перебор с алкоголем, Мальчик прекрасно это знал. Живой труп портил воздух своими миазмами. Страх пополам с гнилью…
Наконец он подавил ярость и благразумно сменил объект нападок.
– Во что ты превратился, Лоун? – заныл он горько. – Во что мы всепревратились, а? Что сделали с нами эти… эти… – Не находя слов, он протянул в направлении Дез раскрытую ладонь со скрюченными, похожими на когти пальцами и злобно зашипел. Она курила, безмятежно пуская колечки дыма. Ее маникюр был произведением искусства, а улыбка была способна взбесить Будду.
– Ты знал правила с самого начала, – напомнил Лоун не столько Мальчику, сколько самому себе. Его бывшего приятеля можно было понять, и все же тот продемонстрировал странную неподготовленность в важнейшем вопросе. Собственно говоря, в единственном вопросе, который чего-то стоил. И вот Мальчик получил ответ – кажется, его это раздавило.
Неужели все дело в конкретном сроке? Если так, то все они действительно смахивали на гнилую компашку скучных бухгалтеров, пересчитывающих медные грошики собственных дней и с отчаянием осознающих чисто количественную разницу между мнимо свободными и приговоренными. Первые незаметно для самих себя превращались во вторых. По сравнению с Мальчиком, Тереза – просто Джульетта. Романтическое дитя…
Счастливчик нырнул в первый вагон. Сирена добежала до третьего, когда двери стали с шипением закрываться. Я преувеличил фору, которую она имела перед началом своей безрассудной погони. Сам я находился в двух шагах от последней двери последнего вагона. За полминуты до этого я чудом вскарабкался на платформу, избежав поджаривания на контактном рельсе (обугленная тушка крысоида послужила недвусмысленным предупреждением и произвела на меня незабываемое впечатление. Она была красноречивее любого монолога ЕБа о неисповедимости путей – в том числе рельсовых).
Разумеется, разглядеть того, кто управлял поездом, не представлялось возможным. Почти наверняка это был какой-нибудь придурок, дергающий за рычаги по приказу Его Бестелесности (а чем я, собственно, лучше?).
Я едва успел забросить свой многострадальный организм в вагон, как мои сапоги оказались зажатыми между створками дверей. Я дернулся, резиновые «губы» слегка раздвинулись; воспользовавшись этим, я подтянул ноги. Из динамиков послышался едкий комментарий ЕБа:
– Сынок, да ты, оказывается, настоящий чемпион. Учти: я на тебя поставил, так что не подведи! Значит, можешь, когда захочешь, ленивая скотина!
Потом Он добавил не без издевки:
– Если б еще знать, где надо вылезти, правда? Следующая остановка… через четыре минуты тридцать секунд.
Я поднял голову и осмотрелся. Понял, что до динамика не доплюну. Вагон был хорошо освещен, и вообще внутри него оказалось довольно чисто и уютно. Вдоль стен были устроены сиденья с поручнями. Над самым красивым, отделанным золотом диваном, который находился справа от дверей, имелась табличка, сразу бросавшаяся в глаза. Я сумел прочесть ее без посторонней помощи. Надпись гласила: «Места только для неприкасаемых».
Поскольку в ту минуту мне было плевать на здешние условности из-за снова разгоревшейся боли, которая скручивала меня в корявый винт, а красивый диван оказался ближайшим, я заковылял к нему. Тем временем состав тронулся с места и начал быстро набирать ход. Сила инерции придала мне дополнительное ускорение. Я потерял равновесие и врезался в гнутый металлический поручень, после чего, хватая ртом воздух и корчась от яростного пламени в боку, рухнул на диван.
В глазах еще не погасли радужные круги, когда моя тощая задница соприкоснулась с мягкой и теплой поверхностью. Я лег, пытаясь прийти в себя и собраться с силами до обещанной ЕБом остановки.
Поезд разгонялся с мощным гулом. Арочные пролеты туннеля за окнами слились в серую пелену. Колеса гремели на стыках монорельса, и каждый удар будто вбивал тупой гвоздь в мою голову. Соображать в таких условиях – подвиг, на который я был неспособен. Поэтому я просто подбил промежуточный итог. Нож, ствол, тридцать шесть патронов, ни капли воды, несколько бинтов и капсул с антибиотиком. Маловато для выживания, если только ЕБ не подбросит очередной «приз». Карту я потерял, но как раз об этом жалеть не стоило. С некоторых пор карта стала совершенно бесполезной – я был уверен, что назад дороги нет.
Мне казалось, что прошло гораздо больше четырех минут. Кроме специфических запахов материалов, внутри вагона пахло человеческим потом. Но потеют не только от страха, а и от жары. Это был, так сказать, благородный пот… Выстрелов я не слышал, что немудрено – от переднего вагона меня отделяло полдюжины переборок. Оставалось только догадываться, что там происходит. Добралась ли Сирена до счастливчика? А если да, то кто кого прикончил? И если она его, то что теперь делать мне?
Шумовой фон забивал любой звук извне. Некоторое время я с сомнением поглядывал на дверь в торцевой стенке, через которую можно было попасть в соседний вагон. Она наверняка была заперта, и я прикидывал, стоит ли бить стекла, чтобы попытаться совершить рискованный для раненого трюк. Оценив свое плачевное состояние, я решил подождать с этим, отложив гимнастику на самый крайний случай.
Состав начал тормозить. Я с сожалением отклеился от мягкого дивана, слегка подпортив кровью позолоту, и потащился к дверям, чтобы в случае чего успеть вылезти на платформу. Загадка ЕБа насчет нужной станции была, как всегда, образцом снисходительного юмора. В самом деле, я не удивился бы, окажись поезд экспрессом, курсировавшим между адом и раем с остановками на обитаемых горизонталях. Открывались неограниченные возможности для случайного пассажира вроде меня – надо только знать, где соскочить. Не угадал – извини. А я и так заплатил за поездку слишком дорого…