— Майор Дмитриев, — ответил офицер.
— Спасибо вам, майор Дмитриев, — сказал он на прощание, когда машина уже тронулась с места.
— Куда едем? — спросил водитель.
— Сначала в больницу, — устало выдохнул Дронго, закрывая глаза.
Теперь документы были у него в кармане.
Министр иностранных дел внимательно читал документы. Он сразу понял, какой взрывной силой обладают эти смятые, грязные листки бумаги. Вчитываясь в каждую строчку, он отчетливо представлял, какой именно скандал разгорится, если документы будут опубликованы. Или даже просто сведения о них просочатся куда-нибудь.
Закончив читать, он поднял глаза на сидевшего перед ним человека. Во взгляде министра было нечто зловещее и пустое одновременно. Он был в своем любимом полосатом костюме и несколько старомодном галстуке.
— Что с вашим лицом? — спросил министр.
— Катался на карусели, — ответил Дронго в ожидании следующего вопроса.
Министр аккуратно сложил все листки в одну папку. Скрепил большой скрепкой. Он не знал, что говорить. Впервые в жизни он не знал, как следует вести себя в такой ситуации. С одной стороны, сидевший перед ним человек, рискуя собственной жизнью, сумел узнать, что именно происходит в городе. С другой, оглашение подобных документов означало крах всей политической системы нынешней власти. В том числе и его собственную отставку. И поэтому он тяжело молчал, обдумывая, как лучше выйти из положения, понеся минимальные потери.
Министр никогда не был особенно близок ни с нынешним президентом, ни с его аппаратом. Когда разваливалась огромная страна, он был уже почти на самой вершине власти. Но развал больно ударил и по его карьере. После августа девяносто первого его хотели назначить министром иностранных дел СССР. Но тогда у президента не было ни сил, ни возможностей. В последние месяцы своего правления Первый и одновременно Последний президент страны, бывший реформатор, бывший член Политбюро, бывший партийный функционер, бывший перестройщик, бывший… это слово можно было ставить много раз. Одним словом, человек, пытавшийся реформировать систему и невольно уничтоживший страну из-за своего неумения, предложил ему должность министра.
И не сумел его назначить. Тогда против выступили руководители ведущих стран мира и уже диктовавший положение бывший президент США, позвонивший последним президенту СССР и настоятельно посоветовавший не делать столь опрометчивого шага. Президент работал раньше директором ЦРУ и знал о некоторых связях будущего министра с КГБ.
Именно тогда он и получил назначение в разведку, став ее руководителем и заместителем Председателя КГБ. Потом разведку и контрразведку поделили, и он оказался во главе отдельного ведомства. Нужно отдать ему должное. Он, единственный из новых руководителей послеразвального периода, не только не разрушил, но и укрепил разведку, не став изгонять лучшие кадры по идеологическим мотивам.
Перед самыми выборами президент, которого явно компрометировал его министр иностранных дел, получивший во всем мире прозвище «Господин Да» за постоянное потакание интересам заокеанских партнеров, был наконец снят с работы, и руководитель разведки перешел на должность министра иностранных дел. Теперь, читая документы, он понимал, какие катаклизмы может вызвать их публикация.
Но сделать вид, что ничего не произошло, просто невозможно. Сидевший перед ним человек с разбитой физиономией не будет молчать. Если уничтожить документы, значит, нужно принимать решение и по этому человеку. Никаких других вариантов просто не существует. Видимо, это понимал и его собеседник.
— Интересные документы, — тяжело сказал министр.
Дронго молчал. Он понимал, какая дилемма у министра, и не хотел ему помогать в выборе вариантов.
— Кто поручится за их подлинность? — наконец сумел найти удобный вопрос министр.
— Погибшие члены группы Славина, — ответил Дронго. — Если этого мало, то и ваш бывший сотрудник — Надежда Коврова. По-моему, достаточно свидетелей.
— Не нужно так горячиться, — нахмурился министр.
— Я не спешу. Просто я жду, когда вы наконец примете решение. Эти документы нужно срочно опубликовать.
— Сначала их нужно показать президенту, — возразил министр.
— Вы думаете, он их не знает?
— Думаю, нет.
— И план операции «Возвращение Голиафа» был разработан без его участия?
— Он ничего не знает, — терпеливо сказал министр, которого начала беспокоить подобная настырность. — Я покажу ему документы послезавтра, на заседании Совета Безопасности.
— Там будет директор ФСБ?
— Конечно, будет.
— Вы видели подпись — внизу на документах? Знаете, чья это рука?
— Это его заместитель.
— И вы полагаете, что заместитель действовал без согласия своего шефа?
Министр смутился. Потом осторожно сказал:
— Все может быть. Я постараюсь показать их президенту, а он пусть решает, что с ними делать. Я его знаю, он будет категорически против таких методов.
— У вас хороший президент, — иронично сказал Дронго.
Министр усмехнулся. Он оценил иронию гостя.
— Хорошо, — сказал он, ударив короткой пухлой рукой по папке с бумагами, — я попрошу приема у президента завтра.
— Можно один вопрос?
— Можно, — разрешил министр.
— Почему не сегодня?
— Сегодня у него занят день, — ответил министр. — Он встречается с премьером. Завтра я пойду к нему на прием.
— Я могу вам завтра позвонить?
— По прямому телефону, — напомнил министр.
— Да, конечно, — он поднялся. — Вы не сказали еще своего мнения. Что вы сами обо всем этом думаете?
Министр поднялся не спеша. Взял папку, посмотрел на стоявшего перед ним Дронго.
— Мне говорили, что иногда вы бываете несносны.
— Я принимаю это как ваш ответ, — улыбнулся на прощание Дронго. — Вы не знаете, где лежит Зиновий Михайлович? Я хотел бы его навестить.
— Не знаю. Позвоните завтра моему помощнику, он скажет адрес.
— Еще один, последний момент. Следующий взрыв назначен на двадцать седьмое. Вы не боитесь, что они решат в этот раз убрать кого-то из политических деятелей нынешнего режима, взорвав, например, его служебную машину?
Министр не изменился в лице. Просто повернулся и пошел к выходу. Уже у двери он обернулся.
— Думаю, вы понимаете, что все свои предположения обязаны оставить при себе.
— Это приказ?