Около одиннадцати мы разошлись по своим комнатам, но я не мог заснуть. Полиция Болтона была чересчур хороша для такого маленького городка, и меня мучил страх: что произойдет, если обстоятельства вчерашней ночи вдруг станут известны? Скорее всего, мы больше не сможем работать в этих краях, а то и вовсе попадем за решетку. Поэтому мною овладело невероятное чувство беспокойства, когда слухи о злополучном боксерском поединке стали расползаться по округе. Пробило три, и мне в глаза ударил яркий лунный свет. Я перевернулся на другой бок, не желая вставать и опускать шторы. Вдруг послышался настойчивый стук в заднюю дверь.
Я продолжал лежать неподвижно, будто в оцепенении, но вскоре в мою комнату тихонько постучался Вест. Одет он был в ночную сорочку и тапочки, а в руках держал револьвер и электрический фонарь. Наличие оружия говорило о том, что мой приятель опасается скорее свихнувшегося итальянца, чем полиции.
"Пойдем вместе, — прошептал он. — Откликнуться все равно придется. Кто знает, может быть, это пациент. Бывают же идиоты, которые ломятся в заднюю дверь!"
И вот мы оба спустились по лестнице, крадучись и трепеща от страха, наполовину оправданного, но отчасти навеянного странной атмосферой самых темных ночных часов. Стук не прекращался и становился все громче. Добравшись до двери, я ее отпер и с силой толкнул. Она широко распахнулась, и нам явился силуэт в дверном проеме. И тут Вест совершил очень странный поступок. Несмотря на опасность привлечь внимание соседей и тем самым неприятности с полицией, которая непременно начала бы расследование (к счастью, нам удалось этого избежать благодаря тому, что дом стоял в отдалении), мой друг неожиданно, решительно и без особой необходимости выпустил все шесть револьверных нуль в ночного посетителя.
Гость наш оказался не итальянцем и не полицейским. В призрачном свете луны проступили жуткие очертания гигантской уродливой твари, какую можно вообразить лишь в ночном кошмаре: призрак с остекленевшими глазами стоял почти на четвереньках, чернильно-черный и грязный, облепленный раскисшими комьями глины, ошметками плесени и гнилых листьев, покрытый пятнами запекшейся крови, и сжимал в блестящих зубах белоснежный страшный предмет вытянутой формы, на конце которого болталась крохотная ладошка.
Впечатление, которое произвел на меня крик мертвого человека, многократно усилило и обострило во мне ужас и чувство отвращения, омрачившие последние годы нашей совместной работы с доктором Гербертом Вестом. Разумеется, в том, что крик мертвеца вызвал ужас, нет ничего удивительного — такой опыт нельзя назвать ни приятным, ни обычным. Однако в моей жизни это происходило не впервые. И следовательно, ощущения были вызваны конкретными обстоятельствами. К тому же страх мой не имел отношения к воплям покойного. Он происходил из другого источника.
"Пойдем вместе, — прошептал он. — Откликнуться все равно придется. Кто знает, может быть, это пациент. Бывают же идиоты, которые ломятся в заднюю дверь!"
Дело в том, что научные интересы Веста, для которого я долгое время оставался верным товарищем, коллегой, единомышленником и помощником, простирались далее, чем это обычно бывает у провинциальных врачей. Именно поэтому, открывая практику в городке под названием Болтон, он выбрал для жилья и работы дом в стороне от прочего жилья и вблизи кладбища для бедняков. Если говорить коротко и называть вещи своими именами, то единственной и всепоглощающей страстью моего приятеля было тайное изучение феномена человеческой жизни и механизма ее прекращения. Изучение, целью которого являлась реанимация мертвых посредством внутривенной инъекции некоего возбуждающего эликсира. Для своих отвратительных экспериментов Вест должен был постоянно добывать свежие тела. Причем очень свежие (малейшее разложение наносило непоправимый урон клеткам мозга) и обязательно человеческие (каждому организму необходима своя инъекция). На начальном этапе Вест убивал и использовал для опытов кроликов и морских свинок, но эта дорога завела его в тупик: ни один эксперимент не удался в полной мере, потому что тушки были в плохом состоянии (протухшие). Требовались тела, которые едва покинула жизнь, без единой клетки, подвергшейся тлению, чтобы организм был готов получить новый импульс и возродиться. Теплилась надежда, что эта новая, искусственная жизнь может стать вечной благодаря повторению аналогичных инъекций. Однако, как показали исследования, естественные токи жизни к действию эликсира безразличны. Иными словами, чтобы по собственному хотению запустить жизненный процесс, его обычный ход должен прекратиться: тело должно быть еще очень свежим, но уже совершенно мертвым.
За решение этой фантастической задачи мы с Вестом взялись, будучи студентами медицинского факультета Мискатонского университета в Аркхеме. Именно тогда мы вдруг впервые отчетливо осознали, что жизненный цикл имеет механическую природу.
С тех пор минуло семь лет, но Вест внешне никак не изменился — по-прежнему невысокий, светловолосый, чисто выбритый, с негромким и спокойным голосом, в очках. Лишь редкие отблески цвета стали в глубине все тех же голубых глаз свидетельствовали о том, что годы, проведенные в пугающих научных поисках и отвратительных экспериментах, ожесточили его характер и добавили одержимости. Опыты, которые мы ставили, нередко имели ужасающие последствия: в результате неполной или дефектной реанимации оживляющие растворы различного состава обращали комья кладбищенской глины в омерзительные, чудовищные и безмозглые существа.
Одна из этих тварей издала поистине убийственный вопль. Другая набросилась на нас, избила до полусмерти, сбежала и металась по городу, пока ее не поймали и не упрятали в психушку. Третья — африканский урод — выбралась из неглубокой могилы и натворила таких дел, что Весту пришлось застрелить ее из револьвера. До сих пор нам ни разу не удавалось заполучить достаточно свежее тело и добиться, чтобы после реанимации оно проявило хотя бы малейшие признаки разума. Как правило, мы невольно становились творцами неописуемых кошмаров. Нам не давала покоя мысль, что один, а может быть, и двое наших подопытных до сих пор живы. Она неотступно преследовала нас, будто тень, пока Вест не исчез при самых пугающих обстоятельствах. Но в тот день, когда в подвальной лаборатории уединенного болтонского дома раздался крик, все наши страхи подчинялись одному главному стремлению — найти новые образцы для экспериментов. Вест был одержим этим куда в большей степени, нежели я. Порой мне казалось, что он едва ли не кровожадно поглядывает на всякого живого человека, обладающего отменным здоровьем и крепким телосложением.
В июле 1910 года, после долгого периода мучений и неудач, фортуна нам улыбнулась. Я долго гостил у своих родителей в Иллинойсе, а когда вернулся, застал Веста в необыкновенно приподнятом состоянии духа. Он сообщил мне, что решил проблему, связанную с необходимостью использовать только свежие трупы: достаточно подойти к ней с другой стороны, а именно сохранять тело в нужном состоянии искусственным образом. Я и раньше знал, что мой компаньон работает над каким-то совершенно новым бальзамическим веществом, а потому не удивился, услышав о получении желаемого результата. Но до тех пор, пока Вест не посвятил меня в подробности, я не понимал, как это открытие поможет нам в дальнейших исследованиях, ибо нежелательная порча экспериментальных образцов всегда происходила до момента, когда нам удавалось получить их в свое распоряжение. Однако вскоре я понял, что Вест отдает себе полный отчет в происходящем, а новое бальзамическое вещество создал не для того, чтобы тотчас же пустить его в оборот — скорее желая припасти на будущее, ко времени, когда подвернется случай применить на практике. Он надеялся, что рано или поздно судьба вновь пошлет нам незахороненное тело какого-нибудь бедолаги. Как в тот раз, когда удалось раздобыть труп негра, умершего во время боксерского поединка в Болтоне.