Фил не пытался изобразить подпрыгивающий танец, который мы наблюдали ночью накануне, а просто шел размеренным шагом. На меня он не смотрел, хотя, следуя по лабиринту, снова и снова оказывался лицом ко мне, он смотрел под ноги. Глядя на Фила, я чувствовала, что он с каждым шагом все больше отдаляется от меня. Я обхватила плечи руками и приказала себе не глупить. Я чувствовала, как тоненькие волоски у меня на руках и на позвоночнике встают дыбом, и изо всех сил боролась с желанием сорваться с места и убежать с этого поля. И еще у меня было такое чувство, будто кто-то за нами наблюдает, но, когда я огляделась по сторонам, вокруг не было ни души.
Фил остановился, я решила, что он дошел до центра лабиринта. Он стоял в профиль ко мне, не шевелился и смотрел куда-то вдаль. Я вспомнила человека, которого видела в поле, — возможно, в этом самом месте, в центре лабиринта, — когда мы только приехали к "Дому викария".
А потом Фил встряхнулся и, не глядя под ноги, переступая через тропинки лабиринта, направился ко мне. Он крепко меня обнял и спросил:
— Не злишься?
Мне стало чуть легче. Все кончилось, и ничего страшного не случилось. Я сумела тихонько рассмеяться:
— Конечно нет.
— Вот и хорошо. Тогда идем. Фил немного развлекся, и хватит.
Держась за руки, мы пошли в сторону шоссе. Больше об этом случае мы не вспоминали.
Потом, в те месяцы, что последовали за двухнедельным отпуском, я часто вспоминала волшебные дни, которые мы с Филом провели, путешествуя по юго-западу Англии. Воспоминания о той поре были антидотом более близким по времени воспоминаниям о последних днях в больнице, где был страдающий от боли Фил, где была смерть Фила.
Я вернулась в Штаты, в конце концов, это был мой дом, там жила моя семья и большинство моих друзей. Я прожила в Англии меньше двух лет, и без Фила оставаться там не было смысла. Подыскав квартиру неподалеку от того места, где жила сразу после колледжа, я устроилась преподавателем. Болезненно, со скрипом я начала строить новую жизнь. Я не переставала тосковать по Филу, боль со временем не стала меньше, но я приспособилась. Сумела.
Весной, на второй год моего одинокого существования, я начала думать о поездке в Англию. В июне у меня был отпуск, и я запланировала провести неделю в Лондоне, потом несколько дней в Кембридже у сестры Фила и несколько дней у друзей в Сент-Айвсе. Выезжая из Лондона на взятой напрокат машине, я не собиралась повторять навсегда запечатлевшийся в памяти маршрут того последнего отпуска, но обнаружила, что делаю именно это. Это была сладкая пытка. Каждый городок, каждая деревушка дарили светлые воспоминания, а печаль становилась все острее и глубже.
Я сделала остановку в Гластонбери. Бродила по руинам аббатства, припоминала смешные и лишенные пиетета замечания Фила по поводу трона и костей короля Артура. Я поискала, но не смогла найти кафе, где мы тогда ужинали, и была вынуждена довольствоваться рыбой с жареной картошкой. Покинув на закате Гластонбери, я наткнулась на "Дом викария" и свернула на знакомую подъездную дорогу. На этот раз там было припарковано несколько машин, и в отеле почти не было свободных комнат. Нашлась одна, но не та, на которую я надеялась. Несмотря на то что, с одной стороны, я погрузилась в печаль и начала сожалеть об этом гипнотическом паломничестве, с другой — я страстно желала оказаться в той же комнате с той же кроватью и с тем же видом из окна. Мне хотелось вызвать дух Фила. Вместо этого я оказалась в тесной комнатушке на противоположной стороне дома.
Я умудрилась избежать чаепития с постояльцами и легла спать рано, но сон не шел. Закрыв глаза, я видела Фила, то, как он сидит на подоконнике, курит и смотрит на меня сквозь сигаретный дым. Но когда я открывала глаза, это была другая комната со слишком маленьким окном, чтобы можно было сесть на подоконник, комната, которую Фил уже никогда не увидит. Я пожалела, что не отправилась прямиком в Сент-Айвс. Вернуться в прошлое было невозможно, каждая проведенная в этом месте секунда напоминала мне о том, как мучительно уходил Фил.
В конце концов я встала с кровати, натянула джинсы и свитер. Было полнолуние, но мои часы остановились, и я понятия не имела, который час. Большой старый дом погрузился в тишину. Я вышла через парадную дверь и надеялась, что никто не запрет ее за мной. Тогда я подумала, что прогулка по свежему воздуху поможет мне заснуть.
Я прошла по гравиевой дорожке мимо припаркованных машин и вышла в поле через ту же калитку, которой мы с Филом воспользовались в солнечный день той, другой жизни. Продвигаясь к торфяному лабиринту, который зачаровал Фила и напугал меня, я едва ли думала о том, куда иду и зачем. Сколько раз я жалела о том, что не взяла руку Фила и не прошла с ним по лабиринту, когда он об этом попросил. Вряд ли это что-то изменило бы, но после смерти Фила все проведенные вместе, все незавершенные моменты возвращались и преследовали меня, все упущенные возможности упущены навсегда — всё, что я сказала, сделала или сделала не так.
На поле кто-то был. Я резко остановилась, сердце бешено колотилось у меня в груди. Кто-то стоял в том месте, где должен был быть центр лабиринта. Человек стоял ко мне спиной, и я не могла распознать, кто это, но что-то в том, как он стоял, вселяло в меня уверенность, что я уже видела его раньше, что я знала его.
Я побежала вперед и, должно быть, моргнула — фигура исчезла, словно ее никогда не было. Лунный свет обманчив, высокая трава качалась на ветру, по небу мчались облака и отбрасывали на землю причудливые тени.
"Давай пройдем по лабиринту вместе".
Услышала я эти слова или они просто всплыли в моей памяти?
Я посмотрела себе под ноги, растерянно огляделась по сторонам. Может быть, я уже в лабиринте? Я сделала пробный шаг вперед, потом назад, было похоже, что я действительно стою в каком-то углублении. Вернулись воспоминания: Фил на залитом солнцем поле, он раскачивается взад-вперед и говорит: "Кажется, здесь". У него открытый, напряженный взгляд.
— Фил, — прошептала я, и глаза мои наполнились слезами.
Сквозь слезы я заметила какое-то движение, сморгнула, и снова — ничего. Я оглядела темное пустое поле и пошла по давно протоптанной тропинке. Я шла не так медленно, как Фил, а гораздо быстрее, почти бежала, выстукивая края лабиринта ногами, чтобы двигаться наверняка, раз уж я не могла видеть ров.
И пока я шла, мне казалось, что я не одна, что впереди или у меня за спиной люди и где-то за поворотом лабиринта я могу их нагнать. Я могла слышать их шаги. Мысль о том, что кто-то идет за мной следом, действовала мне на нервы, я остановилась и обернулась. Я никого не увидела, но теперь смотрела в направлении "Дома викария". Я разглядела то самое окно, где мы с Филом когда-то стояли обнявшись, смотрели на поле и видели танцующие в лабиринте фигуры.
В эту ночь шторы на темном окне тоже не были задернуты, и, пока я туда смотрела, в окне появился человек — высокий силуэт с бледным пятном вместо лица. А через несколько секунд, пока я растерянно смотрела на окно, к первой фигуре присоединилась вторая. Кто-то меньше ростом — женщина. Мужчина обнял ее за плечи. Я видела — может быть, я и не могла разглядеть это с такого расстояния, да и в комнате свет был выключен, — я видела, что мужчина был в свитере, а женщина была голой. Я смогла разглядеть лицо мужчины. Это был Фил. А женщина… Это была я.