— Катись в ад к чертям.
— Пробуй, Даника. Докажи себе, что можешь меня победить.
Она выстрелила в него взглядом, как двумя лучами лазера, способными прорезать кожу и кости.
— Чтобы дать тебе шанс причинить мне вред? Нет, уж спасибо.
— Я не двинусь с места. Даю слово.
Она цокнула языком.
— Ты хочешь, чтоб я причинила тебе боль?
Она не могла поверить этому, но он понял, что подталкивал ее именно к этому. Он хотел, чтоб она спрыгнула с кровати и напала на него. Хотел, чтобы ее ногти глубоко впились в его кожу, зубы погрузились в шею. Он жаждал боли. От нее. И только от нее. Он жаждал наслаждения, и только так он мог его получить. Несмотря на то, что отлично знал о том, что ее невинность в прошлом. Разве будет вред от того, что они зайдут немного дальше?
— Если не собираешься нападать на меня, тогда поцелуй, — произнес он.
Воин дрожал, не в силах более отрицать свою потребность в ней. Раз он не может получить желаемой боли, то возьмет нечто иное. Ее вкус. Он сомневался, что это удовлетворит его, но решил не переживать по этому поводу.
Она всхлипнула, и он не понял, от ужаса или же… от предвкушения. Затем заметил, как напряглись соски девушки, и уже знал наверняка. Предвкушение.
В груди появилось давящее ощущение, словно ее сжимали стальные тиски.
— Поцелуй меня, — сказал он, таким низким, спокойным и нуждающимся тоном, что сам едва смог расслышать себя.
— Пошел к черту, — повторила она, уставившись на его губы. Однако на этот раз в ее голосе не было тепла. Лишь грубая страсть.
— Если ты не придешь ко мне, тогда, возможно, мне стоит подойти к тебе.
Она не возразила. Ее кожа покрылась мурашками с ног до головы, дыхание стало поверхностным, а пульс на изящной шее пустился в бешеный пляс. И все же глубоко в душе он подозревал, что если поцелует ее, то она возненавидит его. Еще сильнее, чем сейчас. Она не хочет испытывать к нему желание, будет стыдится того, что ее влечет к ее тюремщику, одному из тех, кто в ответе за теперешние бедствия ее семьи.
Все же он осознал, что приближается к ней.
Она выпрямилась, в глазах засветилась паника.
— Зачем ты это делаешь?
Собираясь с мыслями, он остановился на середине комнаты. В груди вновь заныло, демон впитывал эту боль, упиваясь каждым мигом.
— Я должен знать.
— Что? Что ты должен знать?
— Твой вкус.
Новый шаг.
— И что будет, когда ты узнаешь его? — прохрипела она.
— Я перестану гадать. Перестану мечтать о тебе каждую ночь, думать о тебе каждую минуту все дни напролет. — Еще шаг. — Полагаю, ты тоже гадаешь. Полагаю, ты мечтаешь обо мне и гадаешь. И ненавидишь себя за это. Ненавидишь меня за это, но не можешь остановиться.
Она замотала головой, локоны цвета солнца затанцевали по плечам, лаская ее изящную шею. Это он хотел так касаться ее, щекотать ее. Хотел подарить ей наслаждение, даже если сам ничего не ощутит.
Наконец-то он признался сам себе. Она отличалась от всех знакомых ему женщин. Хотя они и были живыми созданиями, но все же не были по-настоящему живы. А Даника была. Она была квинтэссенцией жизненных сил. Возможно, на один благословенный миг он сможет впитать эту жизненную мощь и отыскать удовольствие в акте нежности. Возможно, она сможет дать ему дар освобождения — без боли, страданий и агонии. Хотя бы раз.
— Я не хочу тебя, — выдохнула она.
— Лгунья.
Не сделай он этого — его будут преследовать сомнения "что, если?" до конца вечности.
Еще два шага и он оказался возле кровати. Девушка не отползла прочь. Она подтянула колени к груди и обхватила ноги руками. Ее маленькие белые зубки вновь прикусили нижнюю губку.
— Как я говорил ранее, ты могла покинуть этот дом, эту комнату, но ты не сделала этого.
— Временное помешательство.
Ее взгляд скользил по лицу воина. Что она искала, она и сама не знала.
— Слишком много времени. Я долго спал.
— Ну и что? Это не означает, что я хочу тебя целовать. Это не означает, что я хочу твоих объятий, касания твоей кожи к моей.
Пресветлые небеса.
— Что же тогда это означает?
Ее полные губы приоткрылись, и язык девушки прошелся по ним, оставляя влажный след.
— Нечего сказать?
Медленно, очень медленно, он наклонился вниз.
Медленно, очень медленно, она отодвинулась, увеличивая расстояние меж их губами. Когда ее спина прильнула к матрасу, ей не осталось путей к отступлению. Но она не отвернулась, не оттолкнула его.
Наконец-то он оказался в миллиметре от нее. Оперся ладонями по обе стороны. Пряди ее волос ласкали его кожу. Боги, какая мука. Мука быть так близко физически и знать, что этот поцелуй это все, что им позволено…
"Еще", — молил его демон. — "Пожалуйста, еще"
Рейес был напряжен до крайности, все нервные окончания его тела пробудились к жизни.
— Что это означает? — настаивал он.
— Ты слишком много болтаешь, — Даника подняла на него взгляд, столь же острый, как и ее тон. Требуя. Желая. — Сделай это. Покончим с этим. Давай.
Он хотел бы, чтоб все было так просто. Сделать и больше никогда не думать об этом. Никогда больше этого не хотеть. Никогда не хотеть ее. Возможно, даже забыть ее, чтобы, если Аэрон потребует ее смерти, Рейесу было бы плевать. Не жаждать смерти себе самому.
— О чем ты думаешь? — спросила Даника, на этот раз более мягко.
Боги, как же она прекрасна. Даже раздраженная она лучилась такой прелестью, что на нее больно было смотреть. Длинные густые ресницы, а возле правой брови темнела единственная веснушка.
— Ты уже… ты передумал насчет поцелуя?
— Нет, — разве он мог, если желал этого сильнее, чем прихода нового дня? — Ты можешь не дать еще одного шанса. Хочу насладиться каждым мигом.
— Если мы собираемся сделать глупость, то с ней лучше скорее покончить. Будешь потом смаковать.
Явно устав ожидать его, она взяла в ладони его лицо и притянула к себе. Воин упал на нее, и она шумно выдохнула. Он глубоко вдохнул, втягивая каждую молекулу в свои легкие, клеймя себя ее сущностью.
— Это ничего не означает, — проговорила она.
— И даже менее того, — солгал он.
— Я буду ненавидеть себя потом.
— Я ненавижу себя сейчас.
Она открыла рот, чтоб ответить, но он прильнул к ее губам и проглотил слова.
«Боже Милостивый. Как я жила без этого?»