С ночного неба спустился сокол, сел на луку седла, повернувшись к человеку. Тирта услышала звуки, похожие на щелканье клюва. Сокольничий повернул голову.
— Все, как ты видела: пожар, мертвецы. Никого там нет.
Она решительно покачала головой.
— Не в доме, в поле. Они искали, но не нашли.
Там есть жизнь. Если бы не было, — она колебалась, — я думаю, мне бы дали знать, что нет причины идти туда.
Он ничего не ответил. Может, решил, что как человек Щита не должен противоречить ей. Ей кажется, что он все-таки считает ее ошибающейся, что там их ждут только мертвецы.
Небо посерело перед рассветом, когда они ощутили зловоние горелого и сладковатый запах смерти. Потом выехали на край открытой местности, и Тирта увидела перед собой стену из вкопанных бревен. Этого она в своем видении не помнит. Но сразу перед ними повисли полусваленные воротам они словно потеряли силу и пропустили именно тех волков, от которых должны защищать живших в доме людей.
Кобыла Тирты фыркнула и покачала головой, ей не понравился запах. Но не стала сопротивляться, когда Тирта заставила ее идти дальше. И вот, ведя за собой в поводу торгианца, двое въехали в это некогда охраняемое место.
Прямо перед ними почерневшие руины, которые она видела, и вытоптанный сад. Огонь сожрал все, что могло гореть, и погас. Девушка видела мертвую собаку и жалкое маленькое тело за ней. Мертвые больше в них не нуждаются, живые — другое дело.
Тирта натянула поводья, повернула кобылу влево, в сторону от разрушенного дома. Да, вот и каменная стена, здесь она высокая, часть защиты, оказавшейся тщетной. Еще одни ворота, тоже открытые, ведут в поле, на котором глубоко отпечатались следы преследования.
Кобыла поскакала прямо через поле, поскакала быстро, хотя Тирта не подгоняла ее. Когда они еще не доехали до груды камней, девушка соскочила с седла и побежала, забросив плащ за плечи, чтобы не мешал.
На бегу она искала мыслью. Сущность жизни — да! Они успели! Она добежала до аккуратной груды камней, заглянула за нее. Ничего нет! Тирта покачнулась. Ее охватило отчаяние, показалось, что она здесь не физически, а в каком-то новом кошмарном видении.
Снова попробовала послать мысль. Здесь есть сущность жизни, слабая, дрожащая, почти угасшая — но есть! Но она ничего не видит. Тирта оттащила несколько камней, бросила их на землю. Потом наклонилась и вытянула обе руки. Там, где глаза ее ничего не увидели, руки нащупали то, о чем говорило видение: маленькое тело, забившееся в такую узкую щель, что, казалось, воздуху не войти тут в легкие.
Она через плечо сказала подошедшему сокольничему:
— Ты видишь?..
Его птичий шлем повернулся из стороны в сторону.
— Тогда иди сюда. — Она схватила его за руку, подтащила ближе, так, чтобы его пальцы ощутили правду. Он отдернул руку, высвободился, и она видела, что он заподозрил какую-то загадку.
— Он там, но мы не можем его видеть! — в голосе ее звучало торжество.
— Колдовство! — он произнес это полушепотом.
Но принялся расшатывать камни своим когтем, отбрасывая здоровой рукой. Сокол сел на стену и следил за ними, потом наклонился вперед, вглядываясь в пространство, которое они освобождают, как смотрел на меч-кинжал, который показал спутнику Тирты.
Медленно, осторожно Тирта провела руками вдоль тела, которое они освобождают, не видя. Об этом она тоже узнала в Лормте — это иллюзия, при помощи которой можно скрыться во время опасности. Хотя она слышала только об изменении внешности. О том, чтобы стать совершенно невидимым, она не слышала.
Но Сила может все. Кто сумел так успешно спрятать ребенка?
Судя по следам на поле, охотники преследовали добычу, играли с ней зверски и жестоко, продлевая ужас бегущего. Женщина, несущая ребенка. Обладавшая Даром, который в минуту страха усилился до высочайшей степени. Мать, спасшая сына или дочь и ставшая потом жертвой насильников и убийц?
Тирта знала, что создание иллюзии требует больших усилий, для этого нужно время и знание определенных ритуалов. Конечно, такого времени у жертвы не было.
Осторожно, с бесконечной заботливостью, используя только руки, Тирта вытащила маленькое тело, прижала его к себе, ощутила, как невидимая голова прикоснулась к ее плечу. Тело очень холодное, и девушка быстро завернула его в плащ. Бугор в плаще свидетельствует, что в нем действительно что-то материальное, а не тень. Кончиками пальцев она ощупала лицо, уловила легкое дыхание и биение сердца. Но не понимала, как они могут помочь ребенку, который остается невидимым.
Послышался голос сокола. Голова сокольничего дернулась, шлем наклонился, мужчина посмотрел на птицу и как будто прислушался к звукам, издаваемым пернатым разведчиком. Потом снова повернулся к Тирте, которая продолжала держать ребенка.
— Брат видит его, — негромко сказал он. — Колдовство не действует на его глаза. Он говорит, что ребенок не ранен, но спрятался в самом себе, что в нем большой страх.
Тирта вспомнила, что ей известно. Сильный страх, ужас могут так ударить по мозгу, что впоследствии разум не проснется. Неужели этот малыш отступил так далеко, что его не удастся вернуть? Она немного умеет лечить, но с такой проблемой ей не справиться.
В Эсткарпе жертву можно было бы отнести в одну из больниц, устроенных Мудрыми Женщинами, и там специально обученные люди постарались бы вернуть ему разум. Но даже и у них бывают неудачи. А у нее нет ничего, кроме веры, что она не увидела бы это бедствие в своем видении, если бы не могла помочь.
Оставаться здесь они не могут. Разбойники ушли, но их маленький отряд могли заметить. И ей некуда передать ребенка, чтобы он был в безопасности, его нужно взять с собой. Несмотря на всю свою сознательно выработанную жесткость, Тирта понимала это.
Сокольничий опустил руку на ружье-игольник.
Сокол взлетел в небо. Очевидно, они оба разделяли тревогу Тирты.
— Здесь не место для… — Она указала на то, что держит. — Надо взять его с собой.
Она ожидала услышать возражения. Сокольничьи не знают детей. Они не воспитывают даже тех, кого зачали. В женских поселках мужчины делают беременными специально отобранных женщин в определенное время. Иногда один мужчина имеет дело с несколькими женщинами. Но они не становятся подлинными отцами. В шесть лет мальчиков забирают в Гнездо, вернее, забирали в прошлом. Они жили отдельно, и их учили опытные воины, состарившиеся или искалеченные и не способные больше нести службу. У них нет настоящего детства, и похоже, такой обычай вполне соответствует их жизни. Никто из этого народа не вез с собой не просто ребенка, а невидимого и бесчувственного ребенка.
Но сокольничий ничего не сказал, только пошел за кобылой Тирты и привел ее. Она расстегнула плащ на горле, закутала ребенка в полу. Передала сверток сокольничему и села верхом. И вот почти с такой же скоростью, с какой приехали, они повторили свой путь от развалин. Похоронить мертвых… Тирта едва не остановила лошадь возле маленького тела, потом поняла, что прежде всего нужно заботиться о ребенке и что их собственная безопасность зависит от быстроты ухода.